…сделай мне больно…
— … чтобы не уходил! Сделай так, как я хочу!
Гавриил закачал головой.
Он отказал ему. Впервые.
— Ты не понимаешь. Мне не себя жалко. Мне тебя жалко. Я такой потому что ты хочешь, чтобы я был таким. Мне все равно, что мне больно из-за откатов после нашего секса, мне все равно, что меня сжирает вина, когда я вижу шрамы на тебе. Мне все равно на свою боль, я привык, а к твоей — нет. Одна часть этого действительно хочет этого, и я успокаиваю себя тем, что ты сам к этому тянешься, но может стать слишком поздно. Ты уже не боишься страха, вот в чем твоя проблема.
Кроули продолжал его держать за запястья с такой силой, что кости должны были вот-вот раздробиться. Но они держались.
Кроули не сразу заметил, что его всего трясет то ли от страха, то ли от ужаса, то ли от боли. От своей и от чужой.
Гавриил был полон боли. А Кроули сжирала мысль о том, что Гавриил может снова уйти. Снова на какую-то неопределенную вечность, к которой Кроули был не готов.
— Кроули, мне тоже тошно, мне тоже плохо. Меня выворачивает, когда я вижу, как Азирафель смотрит в глаза моей мечте. Когда он смотрит в глаза тебе. Когда я понимаю, что Азирафель может любить. Мне и от этого больно. Мне больно, когда ты устраиваешь это тупое шоу, лишь бы нащупать во мне новую боль, сделать шаг за болевой порог. Но и я это готов терпеть. Но только сейчас я понял, что с твоего позволения в один день я просто разорву тебя на части.
— Мне все равно, — Кроули сказал это тихо-тихо, едва не утопив эти слова в всхлипе.
Он не хотел, чтобы Гавриил снова бросил его. Снова оставил одного, оправдывая все это какими-то благими намерениями.
— Я люблю тебя, Кроули. Больше жизни люблю. И, да не позволит мне Богиня соврать, люблю даже больше Неё. Уже по-настоящему. Это все ты, честное слово, все твои манипуляции, умение правильно подстраиваться. Всё ты и твое умение заставить меня делать все то, что тебе хочется.
— Не уходи. Пожалуйста. Умоляю. Это так унизительно для демона.
сделай мне больно.
Это он уже знал, но это снова больно.
Он ведь так уже сроднился с этим чувством. Он ведь был так в него влюблен. Уже по-настоящему.
Боль он любил искренне. Свою и чужую.
— Ты выдумываешь, Кроули. Тебе нет разницы, у кого выжирать все это: я или Азирафель.
— Тебе самому будет больно, если ты уйдешь! Сам будешь страдать! Вот возьму и свалю к Азирафелю!
— И правильно сделаешь, — Гавриил кивнул и каким-то образом разжал хватку Кроули со своего запястья. — Я люблю тебя, поэтому я желаю тебе всего самого лучшего. Отпускай это всё.
Кроули судорожно отрицательно закачал головой, а потом снова кинулся к нему, обняв за шею, прижавшись щекой к ключичной ямке.
— Нет, не хочу. Все же хорошо. Мне нравится, когда ты срываешься на мне, а тебе нравлюсь я. Баланс. Все хорошо, Гавриил.
— Ничего не хорошо, Кроули. Потому что ты этого не хочешь.
— Ага. Тебя только хочу. Только-только тебя.
Гавриил тяжело выдохнул и покачал головой. В конце концов, он все-таки обнял его в ответ. Кроули примостился к нему ещё ближе, буквально залез на колени и обнял так сильно, что Гаврил должен был задохнуться.
Это так смешно, Господи, это же просто смешно.
Он столько времени искал его, и все ради того, чтобы просто через пару месяцев осознать, что они не могут быть вместе. Они были прокляты, и это проклятье не давало им дышать. Кроули хотел боли. Своей и чужой. Присутствие рядом Гавриила лишило его настоящей боли, поэтому он заставлял страдать их. Он пожирал их изнутри, пытаясь заполнить пустоту внутри себя. Он знал это, черт возьми, знал, что они придут к этому, но он не был готов. Он не хотел этого.
— Помнишь, какая была твоя последняя фраза перед твоим падением?
— Какая? — Кроули не помнил, не был уверен, что хотел вообще о ней знать, но ему нужно было, чтобы Гавриил говорил. Чтобы чувствовать его рядом, потому что с каждой секундой ему казалось, что эфемерно он был все дальше и дальше. Это его пугало, это ему болело, и он все сильнее к нему жался, будто бы удерживая его тело, он мог удержать его самого.
— «Лови меня где-то». Я ведь словил. Я ведь всегда тебя словлю. Всегда, когда ты действительно будешь падать.
Кроули замер на секунду или две. Вот почему он появился именно в этот момент. Потому что Кроули действительно стал терять равновесие, путаться, бояться. Он словил его. Забрал его боль, дал собственную.
Кроули сжал челюсти и вцепился ещё сильнее. Гавриил был едва ощутимый.
— Так давай полетаем туда, где нам будет позволено все, Гавриил.
Его последние слова.
«полетай со мной».
Кроули знал, что он должен был прислушаться к его словам. Он всегда его слушал. Он всегда готов был его словить.
Кроули ощутил под ладонями пустое пространство. Он посмотрел на свои руки и огляделся. Гавриила рядом не было. Только на коже остался его запах и валяющаяся белая рубашка на полу.
Кроули смотрел с десяток минут на свои ладони. Молчал. Даже не дышал. А потом закрыл лицо руками и зарыдал.
«ну так давай полетаем туда, где губы мои поцелуют твой рот».
Последние слова.
Пока Кроули рыдал сквозь стиснутые зубы, он понятия не имел, услышал ли Гавриил его последние слова так, как он услышал их в тот раз.
сделай мне больно.
Он снова его послушался.
========== Chapter 13: I can’t help but want oceans to part ==========
Я человек со снятой кожей,
Каждый поцелуй, как шрамы,
Каждая слеза - игла.
Кроули искренне верил, что утром все будет нормально. Что это просто тупая ссора или истерика, и утром все пройдет. Он проснулся на заправленной кровати, на смятом покрывале и боязливо прошелся рукой по месту рядом. Холодное. Сзади тоже.
Он выдохнул. Представлял рядом с собой Гавриила. Так, как это бывало обычно. Его тело. Сильное, большое, теплое. Он пах хорошим одеколоном, немного талым снегом с нижними нотами ванили. Он был теплым. Кроули всегда по утру ощущал тяжесть его руки на своих плечах. Иногда он закидывал на него ногу во сне. Иногда полностью сгребал в охапку.
В это утро Кроули проснулся один.
Ему надо было быть осторожным. Как минимум не сойти с ума.
Он выдохнул и встал. Принял душ, оделся и уложил волосы. Залил в кофеварку воду и зарыдал. Успокоился. Выдохнул. И снова попытался вдолбить себе в голову, что ничего страшного не произошло. Ну, в самом деле, ему просто нужно чтобы его кто-то любил и кому-то вечно болело его присутствие.
Но если ему было нужно только это, то почему сейчас так сильно больно?
Гавриил просто боялся, что своими игрищами Кроули перейдет черту, а Гавриил не сможет удержать себя в руках и все пойдет крахом.
Гавриил желал ему хорошего. А сам Кроули снова желал себе только смерти.
Так глупо, Дьявол. Пока с ним есть хоть кто-то — он ощущал себя нормально. Но стоило этому кому-то исчезнуть как внутри наступала въедливая мерзкая тоска от которой уже тошно было. Больно снова было. По-настоящему. Он любил боль — свою и чужую. Но больше ему нравилось быть избитым Гавриилом, а потом неосознанно упиваться муками его совести.