Выбрать главу

Кроули ведь ему доверился. Так почему он снова оставил его?

Всю следующую неделю Кроули не выходил из квартиры. Не рыдал, не пил. Просто сидел на одном месте. Изредка вставал, ходил по квартире и снова садился. Он всё ждал, что Гавриил придет, как это бывало обычно. Но он не приходил.

А Кроули так хотелось к нему. Опять.

Неужели все это было только ради этого момента? Ради того, чтобы захлебнуться в этом, чтобы сидеть одному, чтобы ненавидеть его и себя. Кроули не любил. По крайней мере, Гавриил не верил в его любовь. И последний факт был для Кроули самым болезненным. То, что он не хотел для себя принимать.

Иногда на автоответчик приходили сообщения от Азирафеля. Кроули периодически их слушал, но чаще — нет.

Он думал уже сотню раз просто психануть и пойти к Азирафелю. Ведь разницы не должно быть. По мнению Гавриила.

Но нет, нихрена, не будь разницы в самом деле, Кроули бы давно заграбастал Азирафеля себе и никогда бы не позволил Гавриилу снова к нему прийти.

Нет. Он ждал Гавриила.

Но кто ушел, тот больше не вернется.

Тогда их разлучили. Сейчас Гавриил ушел сам. Принял это решение, черт его дери.

«ну так давай полетаем»

Кроули хотелось летать вместе с ним. Но его не было. Кроули думалось, что больше и не будет.

Ещё через пять дней он впервые выполз на свежий воздух. Вышел на балкон и расправил крылья. Боли не было. Больше некому было измываться над его лопатками.

Он аккуратно перебрался через парапет, поглядел вниз, убедившись, что никого не было, и сиганул с двадцатого этажа.

Падение вниз — это тот же полет.

Он взмахнул крыльями за метр до земли и устремился вверх. Остановился только тогда, когда стал задыхаться и ему стало жутко холодно. Он был слишком высоко и больше человеческое тело вынести бы просто не смогло. Он полетал так час или два, будто в слепой надежде выцепить здесь его. Будто он мог быть тут. Наверху.

Нет, он на другом верху. Туда Кроули не пустят. А если он туда и проскочит, то из первого же поворота окатят святой водой.

Полет всегда давал ему ощутить чувство свободы и легкости. Даже ранее. Сейчас не было ничего.

Это было так всегда. С кем-то ты ближе, с кем-то дальше. Ему надо было смириться, но он не мог. Абсолютно точно, просто не мог. Или не хотел.

Когда он вернулся в свою квартиру, ничего не изменилось. Легче не стало. И не станет.

На следующее утро он ощутил чувство голода.

Через ещё неделею у него похолодели руки.

Через пять дней — ноги.

Ровно через месяц после того, как Гаврил ушел, Кроули снова начал бояться своего отражения. В то утро, когда к нему вернулся даже страх, он осознал, что он действительно был монстром. Ему было холодно не просто от недостатка любви. Его голод был не по нежности.

Он был голоден по чужой боли и страданиям. Голод притупился после поцелуя с Азирафелем, потому что он ощутил в Азирафеле эту тупую отчаянную надежду на хоть что-то. Он ощутил в Азирафеле не просто боль. Эта была боль из-за него.

Кроули снова было холодно, голодно, больно и дико страшно.

А Гавриил просто его оставил. Лучше бы Кроули умер у него на руках. Он хотя бы умер счастливым, а сейчас он вынужден быть живым и страдающим.

Через месяц к нему пришел Азирафель. Кроули не был уверен, что он и ранее не приходил. Иногда Кроули выпадал из жизни на сутки или двое. Ничего не слышал, ничего не видел. Будто был заперт в карцере. В этот раз он почему-то услышал стук в дверь. За километр ощутив его энергию, Кроули лишь захотелось лишний раз разбить себе голову о что-нибудь керамическое. Выбить пару зубов. Сломать нос.

Но он открыл дверь.

Блять, как же это тупо. Всё тупо, все ненужно, все бессмысленно.

Любви нет на земле. Он все выдумал. Ему всё казалось.

Ему нужна только чужая боль, ярость и злость. Ему нужно чужое несчастье. Нет нежности, нет любви. Больше нет. Есть боль, холод и одиночество. Кроули жил в этом хренову тучу времени и ещё столько же в этом поживет. Ему несложно.

у него просто не было сил бежать.

— О… вау… Решил отрастить волосы? Мне нравится, — Азирафель слабо улыбнулся. Он держал в руке пакет с чем-то. Оттуда был слышен звон стекла.

Кроули глянул в зеркало, висящее напротив него на стене и поморщился. Волосы и вправду отрасли. На сантиметр или два. Теперь длинные пряди лезли в глаза. Он щелкнул пальцами и укоротил их до старой длины.

— Оу… ладно. Так тоже хорошо, — Азирафель скомкано улыбнулся, — я пройду?

— Если хочешь. Хотя я не знаю, зачем тебе это.

Кроули пожал плечами и шире открыл дверь, пропуская его вперед.

— Зачем мне что? — уточнил Азирафель, проходя вперед и крупно вздрогнул, когда Кроули слишком громко захлопнул за его спиной дверь.

— Это, — он указал на себя пальцем, а Азирафель внезапно не нашел, что ответить. Вообще-то он всегда знал, что можно ответить. А еще он знал, что и когда нельзя было говорить Кроули. Он уже выучился.

— Я много раз звонил тебе.

Кроули хмыкнул. Когда он прошел мимо телефона, то заметил, что пропущенных сообщений были триста пятьдесят девять. Кроули моргнул. Он предпочел об этом не думать. В последнее время он вообще не хотел думать. Так было чуть-чуть легче, хотя мерзкие воспоминания всё равно противно лезли в голову.

— Кинул бы уже меня и дело с концом.

Азирафель скептически на него посмотрел, а после выдохнул и покачал головой.

— Иди сюда.

Азирафель сказал. Позвал.

Не спросил. Это было так странно. Неправильно, черт возьми, абсолютно неправильно. Кроули от этого тошнило. Хотелось убежать.

Но он сделал шаг к нему. Пакет с грохотом и шуршанием упал на пол.

Азирафель обнимал совсем не так, как Гавриил. Это было что-то абсолютно нежное, едва уловимое. Он будто благословлял его этими объятиям. Кроули должно было быть больно, но становилось лишь спокойнее с каждой секундой и выдохом.

Гавриил снова вырвал его сердце.

Азирафель залечивал раны и запихивал в грудь что-то вместо сердца.

Кроули знал это.

Азирафель вкладывал в него свою любовь.

От Азирафеля и пахло по-другому, и на ощупь он был другим. Азирафель не Гавриил. В этом должна быть панацея, но Кроули видел в этом лишь проблему. На Гаврииле даже одежда была другого цвета. Холодного, ледовитого.

Азирафель весь и полностью воплощение детской нежности, безликой сладости. Он сам по себе тепло. Кроули никогда не искал понимания и любви. Кроули монстр. Ему нужно либо самому страдать, чтобы не сойти с ума от голода, который до края его доведет, либо других заставлять страдать. Других, конечно, лучше всего. Тогда ты и сытый, и не болит ничего.