Так должен был поступить Кроули.
Будто бы его не было.
Кроули сидел на бордюре, вытянув ноги, присасываясь к горлышку бутылки. Легче не стало. Никогда не станет. Он закрывал глаза и видел Гавриила. Он открывал — и снова видел его. Черт возьми. Сколько он должен ещё так проходить, чтобы ему, наконец, отлегло? Снова шесть тысяч лет? Столько? Только спустя такое время он смог перестать вздрагивать от запаха, что напоминал ему его, перестал шугаться ноток голоса, в которых было хоть что-то от него.
Кроули снова был разбит.
— Что ж, кажется, апокалипсис отменяется.
Азирафель подошел к нему, отряхивая пальто. Он хотя бы жив. Они оба живы. Он должен был радоваться этому. Он должен был продолжать жить. Нельзя сидеть и убиваться по поводу того, что он всего лишь увидел его пять или больше минут. Хотя Кроули просто грыз факт того, что они видели друг друга, но ничего не изменилось. Никто никому ничего не сказал, они даже не встретились взглядами.
Гавриил выглядел как просто красивый мудак. Он больше не смотрел на Кроули как на свой смысл жизни.
Кроули хотелось рыдать.
Но вместо этого он встал, отряхнул штаны и, взяв Азирафеля под руку, потащил к автобусной остановке. Кажется, им ещё нужно было что-то сделать.
— Дорогой, ты в порядке? — Азирафель остановился за три метра от скамейки и положил свою руку поверх тыльной стороны ладони Кроули. Кроули стоял как неживой. Не дышал, кажется, не шевелился. Стоял и держал эту бутылку вина. И смотрел куда-то в никуда сквозь линзы темных очков. Азирафель давно не видел его глаз, и страшнее всего ему было от мысли, что Кроули по-прежнему было больно.
— В порядке. Абсолютно, — соврал он и кивнул. Даже голос не дрогнул. — Поцелуешь меня?
Азирафель застыл, удивленно раскрыв глаза.
Кроули хотел, чтобы его поцеловали, потому что это всегда было болезненно-успокаивающе. Эта была та боль, которая могла дать ему чуть больше уверенности в том, что он жив.
Азирафель поцеловал его. Осторожно касаясь губами, ловя каждый судорожный вдох. Азирафель снова не боялся кары небес. Он никогда её не боялся на самом деле. Все его действия всегда были спланированы. Он знал, когда на них смотрят, когда следят. Он все знал. Кроули любил его за это. Если это чувство можно назвать любовью. В смысле, да, он называл его так последние пару лет, но теперь он снова засомневался. Когда он видел Гавриила — он сомневался даже в собственном имени. И было ли у него имя вообще.
Кроли.
Он дал ему имя.
Разве же это не восхитительно?
Когда они отдалились, Азирафель сказал:
— У нас есть один вопрос. И ты снова встретишься с Гавриилом. Справишься?
Это был не тот вопрос, где у Кроули был выбор на самом деле.
Он посмотрел куда-то на небо, моргнул и поежился, когда подул сильный ветер, встрепнул полы пиджака и волосы.
Он сказал:
— Справлюсь.
Ему снова будет больно, но он справится. Чего бы ему, блять, это ни стоило.
========== Chapter 14: Cause I’m overcome in this war of hearts ==========
и голос твой так звучит, словно Бродский молится стенам,
а душа твоя не торчит, а сочетается с телом.
и ты есть гармония, вулкан, который остыл.
— Ты-то уверен, что с тобой всё будет в порядке?
Азирафель будто и не слышал. Ходил меж серых стен, заучивал мелкие детали и понимал, что с последнего его визита сюда ничего по сути не изменилось. Кроули будто боялся передвигать мебель, покупать новые картины или статуи — он будто бы хотел все оставить так, как было ещё при Гаврииле. Азирафель понимал, что, наверное, так оно и было. Это ему тоже болело.
Кроули нельзя было вылечить, потому что он этот вирус в себя вбирал как воду пьет человек, умирающий от жажды. Вирус был прямо здесь. В этой комнате. Азирафелю казалось, что даже рубашка Гавриила где-то наверное должна валяться. Может и не рубашка. Галстук или обувь. Что-то более материальное и четкое где-то есть.
Сейчас Кроули был пьяный и веселый.
Он спрашивал, все ли будет в порядке с ним. С Азирафелем.
С ним — да. Но он не был уверен, что с Кроули будет. Был сдерживающий фактор в виде того, что им нельзя будет срывать маски, говорить правду. Им нельзя будет показывать себя. Кроули должен был справиться, и Азирафель хотел верить, что дальше снова все будет нормально. Точно так же, как и сейчас. Сейчас Кроули пьяный и веселый. Совсем не расклеился после встречи с Гавриилом.
Так же будет, да? Кроули будет в порядке?
Азирафелю казалось, что нет, не будет.
Он чувствовал подобное.
Не мог не чувствовать.
— Будет. Не волнуйся обо мне, дорогой. А ты себя как чувствуешь?
Кроули неоднозначно повел плечом и прошелся вдоль стены с картинами. Все такое серое, такое мрачное и почти мертвое. Такое же, как и Кроули. Он так грациозен на фоне этих развилин, которые ещё хранили запах Гавриила. Хранили его силуэт, движения, голос. Кроули заставлял их это хранить.
Нельзя излечить человека от вируса, когда он сам — вирус.
Кроули не хотел спасаться. Он хотел Гавриила. Всегда. До падения или после. Никогда не имело значения. Это было, есть и будет. Это не вытравить, не вытащить, не вырезать. Кроули таким был, есть и будет.
Азирафель ощущал себя одураченным.
— Нормально. Немного пьяно.
Кроули посмотрел на него через плечо, а после рухнул на кресло и откинул голову назад, раскинувшись по всему креслу. Кроули вроде выглядел нормально, и Азирафель не ощущал боли или страданий. Но за последние десять лет Кроули слишком хорошо научился прятаться. От него. От мира. От всего.
— Ты любишь его до сих пор, да?
— Не знаю.
Он соврал. Он все прекрасно знал. Но, на самом деле, он просто не хотел это обсуждать.
Едва ли объятья Гавриила вновь сомкнутся около его плеч. Кроули в это уже не верил, так что не было смысла говорить об этом вслух.
Он снова отпил абсент из горла и поморщился.
Азирафель сел рядом на подлокотник и уставился на него. Он принял бутылку, сделал глоток и снова вернул её Кроули.
Они молчали какое-то время. Это уже завтра и, возможно, они даже останутся живы. Глядя на Кроули, Азирафель не был уверен, что тот вообще хотел жить.
— Ты действительно ощущаешь себя нормально?
— Думаю, что да.
Ведь когда он в самом деле не сможет больше терпеть, появится Гавриил. А сейчас он, видимо, мог. И он терпел.
Он отчего-то слепо верил, что когда они закончат все это, то у него начнется новая жизнь, где он хоть чего-то стоит, где он достоин Азирафеля, где призраки прошлого не терзают его тело. Но как они могут оставить его, если он сам держит их за горло? Кроули боялся не прошлого. Кроули боялся не чувствовать.
По крайней мере, у него согрелись руки.