В одних из несуществующих дней он все-таки заметил Гавриила. Скорее всего потому, что тот просто не прятался. Он позволил себя заметить.
Кроули резко отвернулся, старясь не демонстративность своего такого лишнего и неправильного интереса к странному архангелу.
— Всё ещё? — неоднозначно спросил Гаврил, подходя ближе и оглядываясь.
— Я люблю это.
— А что ещё? — Гавриил подошел к нему ближе, и Кроули посмотрел на него через плечо, вскинув бровь. — Что ещё ты любишь? — его крыло невзначай взметнулась вверх, будто бы затекло, и Кроули ощутил себя так хорошо и, одновременно, неловко, когда оно взмахнулось над ним, будто бы создавая некий барьер. Преграду от чего-то.
— Много чего, — так и не ответив прямо на вопрос, сказал он, пожав плечами.
— Можно? — Гавриил протянул руку к созвездиям-бисеринкам в руках Кроули, ярким и теплым.
— Мг.
Гавриил протянул руку, и Кроули пришлось собрать не мало силы, чтобы не выдать того, как он весь содрогнулся. Всем своим существом. Крыло Гавриила по-прежнем укрывало его. От него веяло чем-то, о чем Кроули еще не знал. Или не понимал.
Они соприкоснулись руками, и Кроули снова ощутил что-то странное. Что-то, на что как-то нереально откликнулось все его начало и конец. Вся его суть. Кроули редко общался с другими ангелами, потому что он был всегда в себе и о себе. Он занимался звездами, и ему не было дела ни до чего. В конце концов, другие ангелы казались ему каким-то… не совсем правильными. Какая-то эфемерная ложь была в них, но Кроули так и не смог нащупать конкретно то, что его отталкивало.
В Гаврииле, казалось, это тоже было, но по-другому. Вывернутое наизнанку, оно было Кроули куда более знакомым и приятным.
Бисер скользнул по его ладоням, обволакивая более холодным, чем до этого, свечением. Кроули оно тоже понравилось.
Они стояли плечом к плечу и смотрели на звезды-камушки в собственных руках. Они имели разное свечение, и Кроули заинтересованно склонил голову вправо.
Его длинные волосы, которые спадали на плечи, спину.
— Такой необычный цвет волос, — внезапно сказал Гавриил, отвлекаясь от звезд в своих руках. Будто бы волосы Кроули были ему интереснее. Будто бы сам Кроули был ему интереснее. Это вызвало в самом Кроули какие-то странные необъяснимые чувства. Названий у них не было.
Кроули повел плечом, когда Гавриил пропустил пальцы сквозь его волосы. Если бы он заимел такие волосы хоть в один из дней на земле, то они оказались бы в грязи, пыли, а ещё, наверное, были очень тяжелыми. Один раз, по ошибке, когда заснул на целый век, он забыл остановить рост волос конкретно на голове, и просунулся с примерно этой же длинной.
Он с ужасом их остриг. Неровно и криво.
Но тогда его длинные волосы совсем не были проблемой. Не считая того, что один очень наглый и сложный ангел пропускал их сквозь пальцы и смотрел так, как не смотрел на звезды. Это Кроули казалось странным. Прямо рядом с ним целое невероятное пространство, наполненное звездами, почему тогда он смотрел на него? Почему в момент, когда рядом было столько прекрасного, он не сводил глаз с него?
Кроули старался об этом не думать.
— Я не видел здесь таких цветов, — сказал Гавриил, аккуратно перебирая волосы, открывая шею с правой стороны, и сам медленно обходя его, становясь около открытого плеча. На плечах Кроули золотые звезды. Их можно было мысленно соединять в созвездия.
— Конечно. Мои волосы — это не бесконечное пространство. Это волосы.
— И у них невероятный цвет, — будто бы не слушая, ответил Гаврил, аккуратно перекидывая густые волосы через правое плечо, оставляя для себя открытым левое.
Кроули не любил вспоминать этот момент, потому что, по меркам людей, в нём было слишком много интимности.
Кроули знать не знал, в самом существе Гавриила была заложена эта чувственность или он подсмотрел у кого-то. Сам Кроули такому не смог научиться даже на земле. Только грубость и резкость.
Его пальцы прошлись от веснушки к веснушке, вычерчивая траекторию. Кроули было приятно. Не от касания, а от того, что Гавриил передавал этим касанием. Казалось, в этих руках было нестерпимое количество нежности и любви. Кроули ещё не встречал ангелов, в которых её было столько. Это расслабляло его. Заставляло чувствовать себя уязвимым.
— Очень жаль, что тут нет таких цветов. Надо бы это исправить, м? Как думаешь?
Кроули не думал. Он ощущал себя так странно от аккуратных нежных касаний, что все его сознание просто расплылось где-то очень далеко от него.
Когда пальцы прошлись по шее, Кроули неясно промычал:
— Мг.
Наклонившись к нему, разглядывая созвездия в его руках, Гавриил сказал у самого уха:
— Научишь меня?
Из Кроули только приглушенным выдохом вырвалось:
— Ага.
Кроули сдался.
Этот некий сложный ангел, который дал ему имя и восхищался его волосами больше, чем звездами, он заставлял чувствовать себя беспомощным.
В это же время с руки Гавриила (не без помощи Кроули, как опытный ювелир он не мог не помогать) был создан Красный карлик.
Большой, яркий и красный — такого цвета тогда были волосы Кроули. Гавриил говорил, что ему очень хотелось бы оставить такой цвет здесь, в этом пространстве. Потому что он был великолепен. Кроули тогда так и не понял, кто был великолепен: цвет, волосы или он сам.
С того момента волосы Кроули заметно выцвели. Потому что так захотелось самому Кроули.
________________________
Проснулся он со странной тяжестью и противным ощущением в глотке. Кроули поморщился, потер глаза и щелчком пальцев избавился от всего неприятного, что мешало ему даже встать. Боль в животе, в голове, казалось, даже в горле, тут же исчезла, и Кроули просто ощутил себя выспавшимся.
Он вытянул ноги и руки, едва не врезав длиннющей ногой в какую-то полку с книгами, но с помощью ещё одного явного чуда она устояла. Кроули выругался себе под нос.
Все тело затекло, и он с трудом выпрямился, ощущая нещадную боль в пояснице. Его длинное гибкое тело явно очень протестовало против подобных мест для сна. Да, даже стена в его квартире была лучшим вариантом, ну, а что делать?
Зато ему было по-прежнему тепло.
Он протер глаза. Рядом с ним на пол упал теплый пушистый плед. Он посмотрел на него.
И ощутил на секунду себя так странно и непонятно. Будто бы в нём появились какие-то очень странные и очень непонятные чувства, которые он никак не мог растолковать и понять.
Что-то, чего он не знал раньше. Но вместе с тем что-то смутно напоминающие.
Что-то, что он, возможно, знал прежде?
Кроули так и не понял, чем это было.
Он понял, что ему нужно было уходить, а он не хотел. Уйти отсюда означало бы попрощаться с Азирафелем на ещё лет двести, а у них только все, кажется, налаживаться стало. Кроули одернул себя. Черт, о чем он только думал!