— Гавриил? Как мило.
Голос Кроули — таким голосом люди признаются в искренней ненависти. В желании убить. Если бы рядом проходил какой-нибудь очень маленький и очень восприимчивый ребенок, то он вполне смог бы расплакаться. На самом деле расплакаться хотелось самому Кроули, хотя со стороны могло показаться, что у него руки чесались кого-нибудь очень чудовищно убить.
— Ты? Что ты делал тут?
У Кроули дернулись уголки губ. Резко и рвано. И точно также опустились. Это вышло как-то истерично, будто бы Кроули начинал схватывать нервный срыв, и он готов был сейчас либо начать орать, либо рыдать. Либо убивать. Что-то из этого эмоционального диапазона сейчас отражалось на его лице.
— А ты, блять, что здесь делаешь? Какого хера ты ошиваешься на земле?
Голос Кроули — хриплый и низкий. Голос Кроули — так лает собака.
Гавриил поморщился от количества матов. Только сейчас Кроули заметил неподалеку рассматривающего что-то на витрине ещё одного ангела. Земля и вправду захватывает. И это без исключений.
Но Гавриил, как бесконечное количество времени назад, снова стоял среди удивительных вещей, среди чего-то захватывающего и интересного, и смотрел только на Кроули.
И у Кроули что-то дерет. От глотки до сердца.
— Проверка, — он улыбнулся. Его взгляд — холодных непонятных глаз — показался Кроули очень даже определенным. Показался ласковым.
— А я, как и положено демону, — он выделил это «демону» так, будто бы выплюнул это слово. Подчеркнул. Будто бы оно было ему омерзительно. — Пытаюсь устранить оппозицию. И поскольку у меня не получилось с ним, будет очень грустно и неприятно, если получится с тобой.
Гавриил улыбнулся. Будто бы знал, что Кроули ему ничего не сделает (потому что не хотел). Улыбнулся так, что Кроули фантомно ощутил те его касания — первые и неловкие. Ласковые и нежные. Это все по-прежнему было в нем, но намного глубже, чем раньше. Будто бы он пытался спрятать это. Будто бы он пытался обмануть.
— Мы давно не виделись, — словно пропустив фразу Кроули, сказал Гавриил. Так, что Кроули захотелось его ударить. Слишком тепло. А Кроули сейчас был в болезненном ознобе, и так и не мог понять, холодно ему или жарко. — Твои волосы… выцвели.
У Кроули зазвенело в ушах и вспыхнули неясные вспышки, которые исчезли так же быстро и резко, как и появились. Его снова едва не пошатнуло, но он успел это предупредить.
Они не виделись с момента падения. И почему, черт возьми, почему Гавриил помнил цвет его волос? Почему он до сих пор помнил? Не давал себе забыть?
Почему?
— И надеюсь столько же не увидимся, — резко бросил Кроули, едва не рыкнув и, будто бы пропустив фразу Гавриила про волосы, быстрым шагом, как шаровая молния, залез в салон своего авто, уезжая.
Он позволил себе только один краткий взгляд в зеркало заднего вида, замечая в его отражении фигуру Гавриила. В одежде холодных оттенков и с непонятым оттенком глаза. Казавшийся абсолютно холодным, Кроули до сих пор ощущал в нем тот переизбыток чувств, что он почувствовал от него ещё тогда. Когда Гавриил восхищался цветом его волос.
Цвет его волос — цвет Красного карлика на прогревшей запылившийся фотографии.
Гавриил высокий, красивый, статный. По человеческим меркам — слишком хорош.
По меркам Кроули — просто ублюдок. Ничего более.
Видеть его, а тем более разговаривать, Кроули не хотелось. Это всё лишь пережиток прошлого. Оно не имело смысла.
Лишь стоя на светофоре Кроули обнаружил себя с внезапно больно закушенной губой, сощуренными глазами и странным щиплющем ощущением в глазах. Он нажал на газ и рванул вперед, отпуская прокушенную губу.
________________________
Красный карлик слишком яркий. Кроули на него смотрел, и ему он казался каким-то чужим меж других звезд и туманностей.
— Тебе не нравится?
Гавриил всегда замечал его странные взгляды в сторону этой яркой, слишком яркой звезды.
Его пальцы вычерчивали новые созвездия на плече, с которого сползла белая туника. На его шее тогда было что-то вроде тату — нарисованное золотым ожерелье с какими-то простыми узорами. Иногда Гавриил обводил кончиками пальцев его, но чаще — бесконечные веснушки на его теле. Шея, плечи, спина.
— Нравится, — не особо раздумывая ответил Кроули, чуть садясь ближе к Гавриилу, под его крыло, чуть ли ли не прижимаясь своей спиной к нему. Тогда объятий не существовало. В них и смысла не было. Ты не ощутишь более сильного чувства защищенности и доверия, чем под навесом чужого крыла. Кроули просто теснился под него. — Просто оно… мне кажется, не вписывается.
Движение на лопатках прекратилось, и Гавриил вздернул голову вверх. Он действительно был самым ярким на фоне остальных. Привлекал к себе внимание. Только он. Нельзя сказать, что другие звезды могли быть менее красивым. В нем было что-то другое. В нем было две руки ангелов. Это было чем-то, что принадлежало не только Кроули. Это было их работой.
— Этим он мне и нравится.
Кроули пожал плечами, выдохнул и окончательно прививался спиной к чужой грудной клетке. Там, где должно быть сердце и легкие. Но сейчас там не было ничего.
Гавриил уткнулся подбородком в чужую макушку и легким движением руки убрал волосы с левого плеча, снова касаясь пальцами веснушек.
И когда он вычерчивал новое созвездие, в этом невероятном черном пространстве его движение вторились. И вспыхивали новые созвездия. Там, где они не могли увидеть.
— Он мне напоминает о тебе.
Кроули фыркнул.
— Конечно, цвет один и тот же.
Гавриил издал какой-то неясный звук. Как будто хотел что-то сказать, но прервался на вздох. Легкие вовсе не нужны, чтобы вздыхать — тогда это не казалось чем-то странным. Физика и биология — вещь вообще не касающаяся ангелов.
В Кроули, на деле, было необычное смешение цветов. Красный и золотой. Он даже не думал о том, насколько выделялся на фоне всех ангелов. Слишком светлых и белых, Кроули был яркой вспышкой.
Сгорающей звездой.
Гавриил видел в нем намного больше, чем простого ангела. Это было чем-то, о чем не говорят.
Сочетания цветов на нем было дано Богиней не просто так. Что-то она хотела этим сказать. Или показать?
Гавриил тогда не мог разобраться в этом.
Но он знал: в Кроули было что-то, что отделяло его от других. Что-то особенное. Не такое.
Его яркие длинные волосы, взывающие.
Гавриил что-то в нем видел. Что-то, что не позволяло оторвать ему от него рук. От его существа. В Кроули хотелось ещё глубже. Узнать, чем он начинался и чем заканчивался.
Но тогда, тот максимум, что он мог себе позволить — это посмотреть в его глаза…
…и увидеть там начало и конец всего ныне существовавшего.
Золотые яркие глаза, казалось, блестящие при любом малом преломлении света.
Кроули был чудесен, и он даже не мог этого понять. А Гавриилу оставалось лишь обессиленно выводить на его теле новые созвездия.