Каждый предмет отличался по форме от своих собратьев. Некоторые были длинными и узкими, некоторые – короткими и широкими, а некоторые состояли из соединённых вместе шариков.
В коробке лежал лист бумаги. Он был втиснут между приборами и стенкой коробки. Тошико выудила его оттуда. Сначала ей показалось, что текст на нём набран старомодным шрифтом, но потом она заметила, что бумага жёлтая и плотная, немного покоробившаяся, как иногда бывает со старыми газетами. Шрифт был не просто старомодным – примечание было действительно напечатано. Вручную. Или на пишущей машинке.
Это был список объектов: краткое описание и цвета, достаточно для того, чтобы их можно было идентифицировать и отличить друг от друга. Там был и абзац, посвящённый тому, как они попали в Торчвуд: два из них были найдены в том, что, как предполагалось, было потерпевшим крушение инопланетным космическим кораблём, обнаруженном на археологических раскопках, посвящённых Железному веку, на местности недалеко от Минах Хенгойда в 1953 году; пять приборов были приобретены на аукционе в 1948 году, происхождение неизвестно; а один был перенесён из более ранней торчвудской коробки, датированной 1910 годом. Все они были помещены в один ящик в архиве на основании их внешнего сходства, и их функции не были определены.
Документ был подписан уверенной рукой; чернила выцвели от времени.
Под подписью красовалось имя человека, который отправил эти объекты в архив, вместе с датой.
Капитан Джек Харкнесс. 1955.
Глава седьмая
В город нехотя пришло утро пятницы; оно наступало против собственной воли, серое и унылое, вялое и усталое. Движение на улицах было заторможенным; водители медлили, используя педали акселератора и тормоза, медленно реагировали на светофоры или пешеходов на перекрёстках. В воздухе висела туманная дымка, скрывая стены зданий и заставляя лица людей выглядеть как будто потными, даже притом, что люди были одеты в толстые пальто. Голуби для удобства собирались в стайки, не желая летать дольше, чем им требуется, чтобы найти новое место для приземления. Даже вода на скульптуре в центре Бассейна текла медленнее, чем обычно. Горячая и безумная активность прошедших дней отступила, оставляя за собой грязное устье апатии.
Насколько Гвен могла судить, в Хабе царило такое же похоронное настроение. Тошико выглядела так, словно она опять работала всю ночь напролёт; она ни с кем не разговаривала, если только к ней не обращались, и даже в этом случае предпочитала отмалчиваться. Волосы Оуэна торчали в разные стороны, и, хотя он уходил из Хаба, а потом вернулся, на нём по-прежнему была вчерашняя одежда, и он был небрит. Только Джек был свеж и спокоен, он рассекал неподвижный воздух, словно хищник; с лёгкой складкой беспокойства между бровей.
Гвен подождала, пока Джек заговорит с Оуэном, прежде чем положить инопланетное устройство назад на стол Тошико. Несколько мгновений Тошико безучастно смотрела на него, потом подняла взгляд на Гвен, и по выражению её лица ничего нельзя было понять.
— Ты получила от этого прибора то, чего хотела? — спросила она.
— Я получила то, чего заслуживала, — ответила Гвен и отвернулась.
Она не могла находиться в Хабе вместе с остальными; тишина была слишком напряжённой. Вместо этого она отправилась бродить по одному из тоннелей, куда редко заглядывала. Её шаги эхом отдавались от красного кирпича, когда она шла, и тук-тук-тук от её каблуков звучало в унисон с кап-кап-кап, доносящимся откуда-то из темноты.
Боже, как всё могло так быстро измениться к худшему?
Она хотела, чтобы инопланетный прибор усилил привязанность между ней и Рисом, цементируя отношения между ними, заделывая трещины, которые образовались за последние несколько месяцев. Вместо этого он вбил в эти трещины клин и оттолкнул их с Рисом друг от друга. Глупо, глупо, глупо. Она должна была догадаться, что это устройство усилит любые эмоции. В конце концов, ничто не бывает совершенно идеально. Даже в самой нежной беседе можно найти семена споров; важно лишь заботиться о семенах, в прорастании которых ты заинтересован, и позволять другим оставаться бесплодными. Устройство просто усиливало всё, чем питалось, без разбора, без ограничений. Мгновенная вспышка раздражения с её стороны для Риса превратилась в злость, которая отозвалась в теле Гвен свирепой яростью. Она убежала из спальни так быстро, как только могла, зная, что должна выключить прибор прежде, чем она даст Рису пощёчину или он её ударит. Она чувствовала, как это надвигается, точно так же, как человек ощущает лёгкое покалывание перед ударом молнии. Лишь секунды отделяли их от насилия, секунды отделяли их, возможно, от того, чтобы один из них убил другого. И больше всего её напугала не эта вероятность насилия, а тот факт, что она всегда имела место быть. Инопланетное устройство не создало её, а просто обострило. Невозможно усилить то, чего ещё не существует.
От любви до ненависти всего один шаг. С этим Гвен пришлось смириться.
Этой ночью она спала на диване, завернувшись в простыню, и горевший внутри её гнев согревал её, пока не испарился и не оставил её дрожащей и тихо плачущей. Она встала рано, приняла душ и ушла из квартиры до того, как Рис проснулся – если, конечно, он вообще спал, а не просто лежал на их кровати, глядя в потолок.
Ей нужно было написать ему. Ей нужно было позвонить ему и поговорить, но сначала следовало прислать сообщение, чтобы подготовиться, потому что если бы она позвонила ему сейчас, она не знала, что он скажет.
Возможно, всё было кончено. Возможно, они уже расстались, в его мыслях, а она пока об этом не знала. Возможно, она внезапно стала одинокой.
Слепо идя вперёд, она забрела далеко от Хаба. Она прошла мимо медицинского отделения Оуэна и мимо стрельбища. Она прошла мимо входа на длинную платформу, которая располагалась параллельно ряду металлических рельсов, исчезавших в чёрном тоннеле; однажды Йанто сказал ей, что это конечная остановка подземной железнодорожной системы, которая соединяла между собой Торчвуды, хотя тогда ей показалось, что он пошутил – с самым серьёзным видом, как Йанто обычно это делал. Она прошла мимо архивов, куда Йанто помещал различные инопланетные устройства, которые Торчвуд собирал годами. Она продолжала идти, пока не оказалась на территории, которую никогда не видела раньше.
Гвен неожиданно стало холодно, и её тело покрылось гусиной кожей. Она подняла взгляд и увидела проём в стене тоннеля слева. Свет на земле начал колебаться, только в проёме арки; глубокий фиолетовый свет. Очарованная этим, она вошла.
Внутри оказалось огромное открытое пространство, где стены были покрыты листами стекла, оказавшимися частями наполненных водой резервуаров. В помещении было темно, и даже скудный фиолетовый свет, сочившийся из сосудов с водой, казался лишь слабой вариацией тьмы. Гвен выждала несколько мгновений, пока её глаза не привыкли к темноте, и пошла к центру комнаты, чтобы поближе взглянуть на резервуары.
Они были полны кошмаров.
Существа, находившиеся в резервуарах, были рыбами, но не такими, каких человеку хотелось бы видеть у себя на тарелке. Некоторые из них были прозрачными, и сквозь их кожу можно было рассмотреть органы и кости. Другие были покрыты чем-то вроде чёрной брони или пятнистой серой плотью, которая выглядела нездоровой, мёртвой. У них у всех были слишком большие рты по сравнению с их телами, или слишком большие для их голов глаза, или у них вообще не было глаз. В одном из аквариумов было гнездо медленно корчащихся мясистых червей толщиной с её ногу, ярко-красного цвета, с отверстиями на концах, которые были похожи скорее не на рты, а на зияющие дыры в их плоти.