Я не был здесь несколько дней, оставив его в порядке, но сейчас воздух кажется слегка спёртым.
Хоуп стоит в прихожей, наблюдая, как я снимаю ботинки. Её руки теребят лямки рюкзака, поэтому я приподнимаю его и стягиваю с её плеч.
— Хочешь экскурсию?
Она вскидывает голову, и слабая улыбка зарождается в уголках её губ:
— Конечно.
Первая комната, в которую мы входим, — кухня, и Хоуп останавливается:
— Боже мой.
Мои губы изгибаются в улыбке от благоговения в её голосе. Кухня небольшая по всем параметрам, но всё равно кажется огромной. Тут установлены гранитные столешницы и первоклассные приборы, потому что, когда у меня есть настроение, я наслаждаюсь готовкой. Очень долгое время в моей жизни не было никого, кому бы я хотел готовить. Моя любимая часть — это встроенный угловой диван и стол, где могут уместиться восемь человек. Это место расположилось в большом эркере (прим.: выступающая за плоскость фасада часть помещения. Позволяет увеличить внутреннее пространство жилища, а также улучшить его освещённость и инсоляцию, в связи с чем эркер обычно остеклён, часто по всему периметру). Почти каждое утро, когда я бываю дома, мой завтрак заканчивается за кухонным островком с барными стульями.
— Здесь прелестно, — наконец-то произносит она.
— Утром я приготовлю для тебя хороший завтрак.
— Большие плохие байкеры готовят?
— Большие плохие байкеры делают много всего, — поправляю я.
Я тащу её в гостиную. Типичная гостиная парня. Даже если я едва ли смотрю телевизор, у меня на стене висит огромный экран. У противоположной стены стоит кожаный диван. Мы минуем туалетную комнату (прим.: в оригинале «a half bath», что значит санузел, состоящий из туалета и раковины). Гостевая больше напоминает кладовую для запчастей. Я веду её наверх. Моя спальня очень похожа на клубную. Хоуп подавляет зевок, переступая порог, и меня беспокоит слабое чувство вины. Я привык проводить на ногах большинство своих ночей, но не она. Пока я на подъёме, Хоуп, кажется, готова упасть и заснуть прямо сейчас.
— Иди сюда, куколка.
Я сажусь на край кровати и привлекаю её к себе. Наклонившись к её сапогам, медленно тяну молнию вниз. Одной тёплой рукой Хоуп держится за моё плечо, тогда как второй помогает снять сапог. Босиком, в узких джинсах и моей огромной толстовке она выглядит более молодой и хрупкой. Уверенность, что я позабочусь об этой женщине, выбивает из меня весь воздух.
— Ты прихватила тот сексуальный наряд, в котором собиралась спать?
— Нет, — смущённая улыбка расползается на её пухлых губах.
— Хммм, и в чём же ты будешь спать?
Её взгляд опускается в пол. Несмелое действие не такое уж и робкое. Она просто очень осторожная. Когда Хоуп не отвечает, я задираю толстовку, стягивая ту через её голову. Под ней бледно-голубая майка, и я отчётливо вижу, что на ней нет лифчика. Слюна собирается на моём языке.
— Я могу спать в этом, — бормочет она.
Да. Да, она может. Или без ничего.
Я тянусь к пуговице на её джинсах, а затем помогаю им соскользнуть с её ног. На ней ярко-голубые хлопковые трусики-шорты. Здесь намного больше ткани, чем я привык видеть на женщинах, но они идут Хоуп. Без раздумий я выпрямляю руку и провожу пальцем по её тазовой кости. Она отскакивает.
— Я не осознавала, сколько потеряла веса, — шепчет она.
— У тебя был тяжёлый год, Хоуп, но ты красивая, несмотря ни на что.
Я встаю и прижимаю её к себе. То, как она тает в моих руках, пробуждает что-то во мне. Больше, чем просто мой член, хотя тот уже готов выйти и поиграть. Я опускаю руку и откидываю покрывало.
— Вперёд, залезай. Я закрою дверь и выключу везде свет.
Хоуп послушно забирается в мою постель и ёрзает под одеялом. Я спешу выполнить свою ночную рутину, желая поскорее вернуться к своей девочке. Когда возвращаюсь, звук её дыхания говорит мне, что она уже спит. В темноте я снимаю с себя одежду и ложусь рядом с ней. Слов «счастливый» и «довольный» будет недостаточно для описания моего состояния. Пялясь в потолок, я размышляю о том, как много раз за последние два года фантазировал лежащей в моей постели о Хоуп. Это подобно тому, как в детстве я чувствовал себя перед каждым Рождеством, только в этот раз вместо разочарования, что этот жирный весёлый ублюдок пропустил мой дом, у меня есть всё, чего мне хотелось. Я перекатываюсь и привлекаю её к себе. Она вздыхает и приникает к моему телу. Проходит много времени, прежде чем я засыпаю.
Всю ночь мне грезится Хоуп, хотя я и держу её в своих руках. До того, как сон окончательно рассеивается, осознаю, что моя ладонь находится в её трусиках и я ласкаю её гладкую кожу на недавно депилированном холмике. Мои глаза распахиваются. В комнате всё ещё темно. Пальцы следуют ниже, окунаясь в её влагу. Блядь. Средний палец скользит между её складок и вжимается в киску. Я представляю, как это делает мой член: она такая чертовски узкая. Моя голова склоняется к груди Хоуп. Её пухлые соски торчат под тонкой майкой. Я зажимаю один между зубов и дразню его языком через материал. Резкий вдох говорит мне, что она полностью проснулась.
— Рок? — зовёт она хриплым голосом.
— Да, малышка. Не двигайся.
Вынуть руку из её трусиков подобно пытке, особенно когда Хоуп выгибается от потери ощущения моих пальцев в ней. Я поворачиваюсь на бок и достаю презерватив из прикроватной тумбочки. Она пытается обернуться и посмотреть на меня, но я удерживаю её на месте одной рукой, пока второй раскатываю латекс по своей длине. К счастью, она снимает с себя трусики и майку. Больше нет ничего, кроме нашей разгорячённой кожи. Я просовываю колено между её ног и закидываю её бедро на себя, тем самым широко раскрывая.
— Оставайся так.
— Да, — выдыхает она.
Я пристраиваюсь к ней и погружаясь в неё сзади. Одна моя рука обнимает её, а пальцы второй находят её клитор, и я принимаюсь описывать круги вокруг него. Хоуп стонет в ответ, начиная двигаться мне навстречу. Я нахожу её сосок и перекатываю его между пальцами, в то время как она насаживается на меня. Моё нападение на её клитор не останавливается, пока она не начинает кончать. Хоуп откидывает голову назад. Её губы распахиваются, тогда как её киска сжимает мой член. Я вырываю руку и обхватываю Хоуп за подбородок, чтобы поцеловать её. Она отвечает мне с такой отдачей, что я пропадаю. Толкаю её на живот, отбрасывая подушки с нашего пути. Мне всё равно недостаточно. Я стискиваю её бёдра и ставлю на колени так, что её плечи вжимаются в матрас.
— Вверх, малышка, я хочу видеть, как раскачиваются твои сиськи.
Она одаривает меня самым странным взглядом, но повинуется. Блядь, Хоуп охуенно горячая в этой позе для меня, поэтому я сразу вколачиваюсь в неё, словно обезумевший.
— Блядь. Я не могу насытиться. Ты такая чертовки горячая сейчас.
Мои руки цепляются за её плечи, пока я продолжаю трахать Хоуп. Она кричит, тяжело дышит и дёргается в моей хватке. Её киска сжимается вокруг моего члена, посылая меня через край. Я пропадаю.
Я, блядь, просто пропадаю.
После она прижимается ко мне сбоку, будто наши тела были созданы друг для друга. Хоуп осыпает мои лицо и шею этими нежными поцелуйчиками. Сладость этой женщины станет моей погибелью.
— Спасибо за понимание того, что мне нужно было выбраться из дома, и за то, что привёз меня сюда, — шепчет она между поцелуями.