Бомбардировки Нагасаки, Хиросимы, Кельна, Франкфурта, Гамбурга были оправданы, хотя по степени бесчеловечности они ничем не отличаются от практики лагерей смерти. Эти злодейства были совершены как акт возмездия или просто как хладнокровное убийство - в любом случае, их совершили уравновешенные люди, которых история в безумии не заподозрила. Общество, решившее бросить атомную бомбу на мирный город, никто безумным не считает. Так выглядит демократическая война - только и всего.
Рассуждая об убийствах, приходится смотреть на цифры - в конце концов, не этим ли заняты либеральные политики, когда сопоставляют дебет жертв освободителей с кредитом жизней освобождаемых? Демократическая война, увы, делает такую арифметику неизбежной, ведь мы говорим, что в результате убийства некоторых многим будет лучше. И цифры, сообщенные нам официальной идеологией, почти всегда фальшивы: злодеяния тоталитарных держав подаются в превосходной степени сравнительно с ущербом, учиненным демократическими врачами.
Думаю, будет справедливо числить среди лагерей смерти - наряду с Майданеком, Бухенвальдом, Колымой - также и Хиросиму с Нагасаки. Немецкая демократия устроила лагеря смерти одного типа, русская демократия - лагеря смерти другого типа, а Хиросима и Нагасаки - американские лагеря смерти. В этом заключении нет ничего поразительного - оно просто точное.
Демократическая война есть достижение двадцатого века, явление, обеспечившее рекордное количество жертв. Ни феодальная война, ни империалистическая война, ни колониальная - такой богатой жатвой похвастать не могут. Собственно говоря, война демократическая вернула человечество к племенной войне, к тотальному истреблению враждебного племени. Новая бесчеловечность отличается от племенной тем, что в основе ее лежит обдуманный принцип равенства, принцип свободы и права - примененный избирательно, то есть по отношению к одному обществу. Нацисты, убивавшие евреев, исповедовали определенные принципы, оперировали словами «право» и «благо», но применяли их к своему народу - не к чужому. То была тотальная война демократического общества против народа, объявленного неспособным усвоить принципы демократии.
Граница между армией и мирным населением стерлась в войнах двадцатого века не случайно, и не злой волей немецких нацистов. Отсутствие различия между гражданскими и военными свидетельствует об одном: о принципе демократии, примененном в бою. Такая бесчеловечная война, какая велась в двадцатом веке, стала возможна меж демократическими странами - и как следствие применения демократических принципов. Народ был объявлен хозяином своей судьбы, и народ убедили, как должно своей судьбой распорядиться: отдать жизнь. Смерти повинен каждый, на том же основании, на каком он наделен правом голоса; использовав человека однажды для прихода к власти, логично продолжать его использовать.
На войне, не отличающей прачку от летчика, люди гибнут за свое равенство в правах: прачка ведь уравнена в правах с летчиком? Миллионы гибли не за Черчилля, Рузвельта, Сталина, Гитлера, не за колонии, рынки сбыта, прибавочный продукт, алмазные шахты, - но за свободу народа в целом. А в чем эта свобода выражается - никто и ответить бы не смог. Вероятно в том, чтобы отдать жизнь за колонии и рынки сбыта. Когда американская демократия истребляет иракское население, и количество жертв стократно превышает количество жертв свергнутой тирании - в этом нет противоречия. Режим Ирака был уничтожен как диктаторский - а диктатору не под силу убить столько людей, сколько убивает демократия. Нелогично сравнивать количество жертв демократии с количеством жертв тирании - да, демократия убивает больше народу, но неправы тираны, тирания есть препятствие прогрессу.
Когда английская и американская демократии стали уничтожать германскую демократию, которая истребляла русскую демократию, - счет пошел на десятки миллионов убитых. Но результатом демократической резни стала победа одной из демократий - то есть торжество наиболее прогрессивного способа управления уцелевшими жителями планеты. В дальнейшем, уже победив, «мироуправляющая» демократия стала налаживать порядок во всем своем хозяйстве сразу. Демократия ведет имперские войны, упорядочивает мир. Столкнувшись с косностью иных провинций, победившие демократы прибегли к суровым карательным мерам - и счет убитых тоже пошел на миллионы. Именно это, то есть тотальный диктат демократии, и принято считать общественным благом.
Человек сделан по образу и подобию Божьему, так неужели убийство себе подобных (то есть подобных Богу, как и ты сам) можно оправдать цивилизаторской целью, объяснить иначе, чем жаждой власти и денег? И на кой ляд сдалась демократия, если у нее руки в крови? Суждение следует высказывать крайне осторожно, чтобы вместе с пафосом защиты людей от демократической тирании - не оправдать былого тоталитаризма. Действительно, при Сталине воровали меньше, при Гитлере строили великолепные дороги, Муссолини наладил расписание поездов в Италии - да и народу они убили не многим больше, чем демократы. Но, пожалуй, этого недостаточно, чтобы забыть газовые камеры и лагеря. То, что сегодня от обличения воров-депутатов легко переходят к оправданию Сталина и Гитлера, такая же невыносимая глупость, как и то, что воров-депутатов объявили представителями разума и добра. Тоталитаризм, разумеется, никак и ничем не лучше демократии - но много хуже и страшнее. Миростроительная демократия гораздо живее и откровеннее в риторике, чем демократия мироуправляющая. Сталин и Гитлер были гораздо откровеннее сегодняшних демократов - и уже этим они страшнее. Черчилль мог бы сказать о Гитлере теми же словами, какими Дизраэли говорил о Бисмарке: «Бойтесь этого человека, он говорит то, что думает». Великолепна рыцарственная риторика Черчилля - хотя бы благодаря ей одной он останется символом свободы, и никто не станет вспоминать, что он первый санкционировал применение отравляющих газов в Первой мировой или выдал казаков на растерзание Сталину, не будут поминать ему антисемитских политических статей, написанных задолго до Розенберга (о, разумеется, Черчилль никогда не договаривался до жестоких рецептов, он лишь трезво оценивал возможности народов) и жестокой колониальной политики.
Невозможно отрицать, что победа над фашизмом принесла народам свободу. Это - безусловно - была необходимая миру победа над абсолютным злом. Так же трудно отрицать и то, что сегодняшняя свобода содержит в себе элементы тоталитаризма. Противопоставлять тоталитаризм и демократию нелепо, поскольку они явления одной природы.
Позволю себе предположить, что тоталитаризм возникает именно из демократии просто потому, что взяться ему больше неоткуда. Тоталитаризм есть финальная фаза демократии, такое состояние общества, когда оно от правозащитной риторики переходит в состояние рабства незаметно, практически добровольно. Следует различать тиранию, так сказать, первичную, явившуюся органичным продуктом эволюции, то есть безмерную власть фараона, Ивана Грозного, Чингисхана - и власть, сделавшуюся тотальной, так сказать, путем вторичной переработки эволюционного процесса. И Сталин, и Муссолини, и Гитлер, и Пиночет, и Франко, и полковник Бакаса, и папа Дювалье, - есть прямое порождение демократии, они демократы по своему происхождению. Именно эту власть, тотальную, конституционно укрепленную, жертвующую каждым во имя всех, а всеми во имя власти империи - и называют тоталитаризмом. Такая власть - продукт вторичной переработки общества, Чингисхан к ней отношения не имеет. Скажем, Саддам Хусейн был тиран - но его режим не является тоталитарным, это первичное образование, деспотия, присущая данной культуре. А генерал Пиночет, вероятно, тираном не был - напротив, был либеральным сеньором - но установил тоталитарный режим. Соответственно, борьба тоталитаризма с демократией во многом напоминает борьбу бабочки с куколкой, и приводит эта борьба к образованию новой бабочки.