А бегущие к составу «ковбои» веером рассыпались: двое к тепловозу, а остальные к вагонам. «Калашников» со стороны тепловоза гулко шпарил короткими очередями, но явно мимо, поверху, над головами бегущих. Чей «калашников»? Тепловозная команда, что ли, вооружена? Или с ними какой-никакой охранитель едет?..
— Дуй к тепловозу мухой, — приказал Стрелку Пастух, — прикрой машинную команду. А я этих гавриков встречу, они ж небось на вагоны нацелились…
Стрелок и рванул к голове состава. Он тяжело бежал по насыпи, оскальзываясь, обваливая грунт. Оттуда, от локомотива раздались выстрелы. Очередью. Короткой.
— Отстанет, — заволновалась Марина.
— Вряд ли, — усомнился Пастух.
Его насторожила фраза проводницы о «прошлом разе», хотелось подробностей, но не время, события торопили отчаянно.
— Всем стоять тихо, не двигаться, не кричать! — гаркнул он пассажирам, которые, как видно, еще толком и не поняли, что не веселое дорожное происшествие с ними стряслось, а смертельно опасное. Буквально! Эти отморозки, что вскакивали в ближние вагоны, были с оружием. По крайней мере — пятеро из них, у каждого в руке что-то вроде любимого населением «макарова», хотя издалека не очень и видно было.
Хорошо, что пока паники не случилось, а несколько вооруженных мужиков на него одного… ну, прежде и побольше бывало, однако жив, здоров и практически невредим. Да они, если не дураки, по вагонам рассыплются. Не толпой же грабить.
Еще раз оглядел стоящих у вагона пассажиров — вроде бы как «своих», хотя они все «свои», у каждого вагона по крохотной толпешке маячило, а и то понятно: долгая дорога, скучно, а тут — ну прямо бесплатное представление… Ну, никто не понимал, что оно вполне может оказаться кровавым… А все ж таки хорошо, что много пассажиров вышло на насыпь. Хотя кто-то наверняка остался. Но все спокойнее, когда большинство — вне игры. Живее будут.
Подмигнул Марине — она стояла столбиком, молчала, сжав губы, судя по всему — что-то соображать начала, это славно, только бы паники не стряслось, — и вскочил в родной вагон.
Он попал туда как раз за двумя парнями, перешедшими из предыдущего по межвагонной «гармошке» или «суфле», как его железнодорожники зовут. Они были веселыми и расслабленными, эти ребяточки, они знали, что никто не встанет против двух надежных «макаровых» и неискренней вежливости, за которой были всего лишь те же «макаровы», умеющие, как они считали, все. В том числе и обеспечить милую покорность тех пассажиров, которые почему-то не вышли из вагона, остались в своих купе. Что ж, «макаровы», ясное дело, вещь надежная, знал Пастух, толковые отечественные боевые стрелялки о восьми патронах каждая, цена на рынке примерно в районе штуки американских рублей за ствол и выше, в общем-то — доступно всем страждущим по личному оружию. Но вот хорошо бы они не стреляли. Надо постараться…
Один из парней уже начал обход купе с одного конца, а второй, пройдя вагонный коридор, выгонял пассажиров, так сказать, навстречу. Бандитам, видать, тоже пассажиры были в лом. Они явно выжимали оставшихся и нелюбопытных в коридор, а потом — в тамбур и на волю. И — никаких физвоздействий. Пастельный этюд прям.
— Осмотр вагона, — нудно повторял один из парней, — всем собраться на насыпи, далеко не отходить, в вагоне может быть бомба.
Это или что-то другое действовало. Все немногие оставшиеся в купе стадно тянулись к выходу.
Купе проводницы, как и положено на остановке, было заперто. На всякий пожарный Пастух постучал. Никто не ответил, что объяснимо: проводница вместе со всеми пассажирами дышала свежим воздухом, а вторгаться в ее очевидно небогатое обиталище парням было незачем.
Пастух вошел в первое купе, где один из налетчиков уже толково и споро работал: выворачивал на постель сумки, шарил в содержимом, не трогал всякие баночки-шманочки, а вот почему-то косметику в сторонку отложил, складной нож со множеством лезвий и иных приспособлений в карман сразу сунул, платок женский шелковый хапнул — явно для кого-то своего, вернее — своей, а уж никак не на продажу. Он аккуратно и быстро шмонал одежду, висящую на вешалках, подымал матрацы на полках и, к вящему удивлению Пастуха, кое-что нашел. Бумажник из мужского портфеля, а с ним небольшой пакетик, обернутый в носовой платок, развернул, а там — пачка розовых пятитысячных, по виду на пол-лимона деревянных, а то и на лимон тянет, не исключено — тяжким трудом на Дальнем Востоке заработанным. Уложил в борсетку. У парня да и у подельников его не было в руках каких-то больших емкостей — сумок там, мешков полиэтиленовых. Обычные рюкзаки имелись, потертые, справно служивые. Туда и платок уложил, и какие-то найденные в карманах одежды документы — очень полезные предметы для воров, себе не сгодятся, так продадутся. Еще коробочка нашлась, маленькая, от парфюма какого-то, а в ней — кольцо и серьги, а уж из чего они изготовлены, Пастух издалека не оценил. Парень быстро и профессионально делал шмон. Пастух терпеливо следил за ним, а времени-то между тем прошло всего-ничего: минуты три, вряд ли боле. Пора было завязывать. И парню с добром жильцов этого купе, и Пастуху с парнем. Пастух ткнул стволом «глока» с глушителем в бритый затылок, сказал вежливо: