Офицеры, мичманы и матросы Его Императорского Величества Военного флота держались дольше остальных. Некоторые, принявшие погоны по праву наследования, держатся до сих пор. Вот только есть нужно каждому. И если выпадает сопровождать транспорт с закованной рабочей силой, идущий под флагом Караибов на плантации тростника, везущий живой груз рядом с рудой, деревом, воском и пшеницей, то велик ли выбор? Хотя выбор каждый делает сам для себя. И выбор главных людей Портов совершенно не совпадал с выбором Братства.
Братство относилось к царящим в Портах порядкам… с пониманием. И принимало их. Слишком многое стояло на кону, слишком многое требовалось не имеющегося ни в Альянсе, ни в Итиле, ни где-то еще. Рогатинами и арбалетами, все чаще мелькающими на землях Фронтира, много не навоюешь. Особенно если против тебя, наливаясь огромным нарывом, вздувается непроницаемо черный пузырь Прорыва, готовясь выпустить своих чертовых детишек.
Так что, окажись кто-то из Братства в Мурмане в самом начале, ни за какие коврижки не стал бы коситься или провожать злым взглядом крепкие фигуры в черной, синей, коричневой или любой другой моряцкой форме. Выпендриваться и бороться за права человека — все потом. Сейчас за жизни бороться надо, за людей, за территории, вычищая их от всей дряни. От Солдат Полуночи, от некроформ, от созданий Прорывов.
Да и, чего там, рядовые мареманы и чистильщики друг друга уважали крепко. Также крепко, как лупили порой друг друга в кабаках на Портовой или Адмиралтейской, накидавшись не менее крепкого привозного пойла. Порой флотские даже выигрывали локальные схватки. Но, в целом, войну приезжим крутым перцам — проигрывали.
А так… парни и девушки Братства, не стоит врать, любили редкие поездки в Порты. За дорогущий, но такой настоящий и редкий комфорт настоящих гостиниц. За диковинные вещички и провизию, продающиеся только здесь за цену, что всеж таки доступна. За шумный многоголосый говор день напролет и толпы спокойных людей, снующих взад-вперед. Порты не спали, никогда. День равнялся ночи, а ночь переходила в день с легкостью рук карточного шулера. Также ловко и незаметно.
В Портах нужно смотреть и в оба и знать — кто здесь главный. Потому как обмишулить может любой прохожий. А главный здесь — его величество флот со своими людьми. Черно-белые строгие прямые фигуры и корабли. И не совсем ясно — кто главнее.
Камера смердела страхом и болью. Въевшимися в гладкие плитки пола, в камень стен, в нержавейку слива, идущего от поддона под креслом к стоку. От стока смердело еще гуще.
Кресло, вмурованное посреди поддона, воняло въевшейся, вовек не отмоешь, кровью. Бурые пятна пятнали полопавшуюся и аккуратно зашитую и вытертую кожу. Ремни на подлокотниках и на подножке добавляли оставшуюся навсегда густую ноту горячечного пота.
— Чаю хочешь? — поинтересовался Горпагон. — Не?
Человек в кресле сплюнул. Просто слюной, еще не красной. Или уже не красной, какая разница. Зуб не вылетел с плевком и то хорошо. Чай… от чая он бы не отказался, чего уж там. Да еще если бы тот сладкий…
— Хочет… — Горгона кивнула за него. — Распорядись, побалуем подопечного.
Интересно, кто им подбирал такие «мирские» имена-прозвища? Кто другой и повторить бы не смог. Человек в кресле таким умением мог похвастаться. На интеллект жаловаться не приходилось, как и на память. Интересовало одно: Горпагон из-за жадности? Или просто Горгона была первой и ему пришлось подыскивать что-то схожее?
Она села напротив, поставив стул спинкой вперед, оседлав его и положив руки на спинку. Ну, конечно, это же придает такой значимости во время допроса. Красивая сучка. Тут врать самому себе не приходилось.
Черные волосы, до плеч, прямые. Черные-черные, как вороново крыло. Колкие карие глаза, смотрящие кончиками игл, вгоняемых под ногти. Узкие губы вытянутого и чуть кривоватого рта. Бледные, почти неотличимые от кожи лица. Но и они нравились… было в них что эдакое… навевающее мысли о полной сдаче греху похоти. Тоненькая, в талии ладонями обхватить легко. Подвижная, гибкая, с дергаными ртутными движениями.
Вот такая выпала дознавательница КВБ. И не знаешь, плакать или радоваться. Женскую красоту он ценил.
— Храбрый ты человек… — протянула Горгона. — Или дурак?
Он пожал плечами. Какой смысл отвечать? Ей хочется совсем других ответов. Тех, что ему говорить совершенно не хочется.