— День за днем шагаем, а все без толку, — стонет Васильич.
— Начальник словно слепой. Глаза потерял, как старика не стало, — переводит дыхание Галкин.
И снова идут. И медленней, чем прежде, поднимаются с перекурок, как будто раздумывают: стоит ли идти?
— Ох, сил нет, — оступается Рубцов.
— Хоть бы конец скорей, что ли.
Молчание. Только под ногами хрустят ветки, шуршит галька.
Корнев снова пытается прорвать цепь гор и пробиться к долинам, но, как и прежде, попытка кончается неудачей.
— Упрям, что твой бык, — злобно ворчит Галкин. — Пропадем с таким.
— Молчал бы уж лучше, — поворачивает голову Круглов.
— Цыц ты, наушник… Не то шею сверну. — Галкин замахивается на Васю.
— Потише, — останавливает его Бедокур. — Языком болтай, а рукам воли не давай.
— А ты откуда выискался? Две собаки дерутся, третья не лезь.
— Ну? — Бедокур засучивает рукав. Но Галкин вбирает голову в плечи и замолкает. Тишина. Кто-то свертывает «козью ножку», чиркает спичкой, но, опомнившись, тушит ее и высыпает табак в кисет.
— На три закрутки осталось, не раскуришься.
— У начальника попроси. Он ягеля даст.
— Так же, как Кольке сапоги, — хихикает Васильич.
— Я прежде за себя краснел, а сейчас и за тебя придется, — отворачивается Рубцов. — Хоть старик, а совести не имеешь.
— Совесть после обсудим. Сейчас о шкуре своей заботься, — вмешивается Галкин. — Ну, иди, иди. Что глаза-то вылупил?
К полудню шестого дня отряд подошел к западному склону Голой горы. Так назвал ее Корнев, издали завидев безлесную вершину. До позднего вечера пробирались вдоль ее подошвы. И теперь на западе, закрывая полгоризонта, высоко возвышалась над другими, каменела Голая гора. На восток, упираясь в ее плечи, сбегали лесистые отроги. Оставалось перевалить через них, и путь на юго-восток будет открыт.
В течение нескольких часов Корнев отыскивал южный выход ущелья. Но его, как назло, не находилось.
Корнев смерил глазами высоту вертикальных каменных стен, узкие линии уступов, что террасами тянулись к вершине ущелья, и остановился.
— Что ж, товарищи, полезем? Ничего другого не остается.
Сзади молчали. Корнев ухватился за ближнюю выбоину и подтянулся на жилистых руках. Он карабкался, как кошка, прилипая к шероховатостям стены. Спутники со страхом следили за ним. Но кончики его пальцев уже дотронулись до первого уступа. Корнев ослабил мускулы, напружинился и сделал резкий рывок. А вверху, на расстоянии двенадцати-пятнадцати метров друг от друга, тянулось еще шесть таких же террас. Корнев отвел глаза от сверкающей крутизны и склонился над краем обрыва. Он крепко уперся ногами и протянул руку Васе Круглову, карабкающемуся вслед за ним.
Над уступом показалась взъерошенная голова Бедокура, а затем высунулся огромный горб, навьюченный на его плечи.
— Где такую ношу набрал? — встретил его Корнев.
— С Кольки рюкзак снял, неможется ему, не под силу с грузом тащиться. Крепок парень: в чем душа держится, а лезет, не отстает, — проговорил Бедокур с явным одобрением.
И действительно, Рубцов упрямо отвоевывал метр за метром. Он подолгу отдыхал, уцепившись за каменные бугры, ждал, когда утихнет дрожь непослушных пальцев, и лез дальше.
Внизу раздался грохот падающих камней, затем глухой шлепок и крепкая ругань Васильича.
— В чем дело? — склонился Корнев.
Ему ответил дружный хохот.
— Васильич с парашютом прыгает.
— С двух аршин начинает.
— Ну, лезь давай. Нечего языки чесать, — крикнул Корнев и стал взбираться на вторую террасу.
На середине пути, после нескольких неудачных попыток продвинуться вверх, он отстегнул от пояса геологический молоток и стал высекать в скале лунки. Одной рукой он цеплялся за неровности стены, а в другой — мерно, расчетливо взлетал молоток.
Смотревшим снизу казалось, что Корнев вот-вот сорвется со скалы, но он ломал ногти, сдирал кожу с ладоней, судорожно цеплялся за выемки и бил, бил. Молоток высекал искры. Корнев преодолевал последние метры. Он едва успел достигнуть второй террасы и устало прислониться к стене, как до его ушей долетели смутные голоса рабочих. Но кровь громко стучала в висках и мешала слушать. За спиной послышался шорох. Корнев обернулся. Перед ним стоял Бедокур и тупо смотрел вниз.
— Что такое?
Бедокур переступил с ноги на ногу.
— Вот что, Андрей Михайлович, — проговорил он чужим глуховатым голосом. — Ребята вниз тебя требуют.
— Как вниз? — удивился Корнев.
— Голов, вишь, ломать не желают. Труса празднуют, — пояснил он.