— Ты с ума сошел? — Корнев положил свои руки на плечи Бедокура и пристально посмотрел ему в лицо. — По-твоему, сейчас спускаться, а потом все сызнова начинать? Так выходит?
Ответа Корнев не услышал. Внизу вновь загудели голоса, и теперь до его слуха явственно донеслись отдельные выкрики:
— Давай его сюда!
— Думает, что харчи забрал, так и уходить можно… Не на таковских напал! — покрыл общий гул ломкий фальцет Галкина.
Корнев шагнул к краю обрыва. Несколько секунд — спокойный, строгий — стоял он, прищурив глаза, и выжидающе глядел вниз на столпившихся людей. Сразу оборвались выкрики. Тогда он стал неторопливо спускаться, по нескольку раз нащупывая ногой выбитую лунку.
Ступив на землю, Корнев стряхнул с гимнастерки мучнистую каменную пыль, передернул ремень и четким военным шагом, сопровождаемый Васей и Рубцовым, подошел к рабочим.
— Ну, что? — тихо, но внятно спросил Корнев. Глядя на его окаменевшее лицо, никто не мог угадать, что через несколько минут сделает, что скажет этот пятидесятилетний коренастый человек. Его спокойствие подавляло. Никто из рабочих не решался выступить первым.
— Сразу и язык проглотил, — зашептал Васильич на ухо Галкину. — Говори.
Галкин шмыгнул носом, откашлялся в кулак и боязливо подвинулся вперед.
— Вот что, начальник, — начал он издалека. — Нам с твоей дорогой не по пути.
— Ну?
— И решили мы промеж себя продукты поделить… Всем, значит, поровну. Согласен?
— Согласен.
Галкин, пораженный податливостью начальника, окончательно осмелел.
— И все, значит, куда хотят, туда и идут… Вот наше решение.
— А куда ваша дорога лежит? — полюбопытствовал Корнев.
— Наша-то? Известное дело — прямиком к лагерю. В ту сторону, — Галкин указал рукой на пологие, сбегающие к долинам холмы, что мягко зеленели на северо-востоке. — Там путь полегче, значит, и дойдем быстрее.
— Быстрей, говоришь? Это хорошо. Тогда и я с вами иду.
— Андрей Михайлович! Андрей Михайлович! — Вася дернул Корнева за рукав и торопливо отвел в сторону.
— Пусть они идут, куда хотят, а мы с вами на юго-восток. Ведь лагерь на юго-востоке. Вы сами говорили…
— Ничего ты, Вася, не понимаешь! — раздраженно бросил Корнев и обернулся к Галкину.
— Веди, что ли… Ты теперь за начальника.
— А продукты? Будем делить? — нерешительно спросил Галкин.
— Продукты остаются при мне, — ответил Корнев, и ему никто не посмел возразить.
Галкин исподлобья оглядел «свой отряд», для острастки прикрикнул на Рубцова и приказал выступать в дорогу.
Вася шел рядом с Корневым и негромко уговаривал его вести отряд на юго-восток. Наконец Корнев оборвал его:
— Взрослый ты человек, Василий, а не понимаешь… Зверье, когда нагрянет беда, и то сбивается в кучу… Я за каждого — за тебя, за Васильича, за него, — Корнев указал на шагающего впереди Галкина, — перед народом, перед партией отвечаю. Распустить людей проще всего, а вот вывести — потруднее. А я выведу. Понял теперь? — и он наклонил голову, давая понять, что разговор окончен.
Галкин с сознанием собственного достоинства храбро вел отряд по ложбине, разделяющей надвое пологие горы, что с севера замыкали ущелье. Но ближе к седловине ложбина сузилась. Стиснутая горами, она, словно лодка, потерявшая руль, заметалась из стороны в сторону. Вслед за Галкиным весь отряд начал выписывать ломаные зигзаги. Появились недовольные. Тогда Галкин резко повернул в сторону. Отряд перевалил на противоположный скат горы. Пока спускались по склону, все шло хорошо. Ноги сами собой обгоняли друг друга, весело приминали траву. Даже усталые не чувствовали усталости, даже голодные забыли о голоде. Но скат окончился. Впереди лежало болото, бурое, как мокрый песок. Кругом — ни куста, ни травинки. А на той стороне блестели курчавые холмы.
Они манили к себе. И Галкин решил попытать счастья. Но, сделав несколько шагов, он по пояс провалился в густую вонючую жижу и с трудом выбрался на берег.
— Близок локоть, да не укусишь, — безнадежно проговорил Васильич.
— Видно, и у Галкина глаз не востер, коли дороги не сыщет, — ответил ему кто-то.
Тогда Галкин пошел прочь от болота. Отряд неохотно последовал за ним. То у одного, то у другого возникала потребность или перевязать бечевкой развалившийся сапог, или прилечь на траву, или просто, прислонясь к дереву, перевести дыхание. А Галкин, боясь потерять из вида солнечные холмы, опять сворачивал направо и опять упирался в болото.
Так могло продолжаться до бесконечности. Но на одном из поворотов Бедокур отстранил Галкина и занял его место. Галкин безропотно принял отставку. У него не было ни опыта, ни авторитета, ни уверенности в собственной правоте, чтобы быть руководителем.