— Велика важность. Нашел один камень и обрадовался.
— Нельзя так, Василий Иванович. По валунам месторождения находят. Помню, лет десять назад я в первый раз поехал в поле — работать младшим коллектором. В Карелии это было…
— Ладно уж, верю, — с усмешкой оборвал Угрюмый. — По дороге доскажешь. Пойдем давай. Солнце, поди, не ждет, пока мы языками треплем.
Они окликнули Дерябина и втроем вышли из долины Полуденного Колчима, пересекли полосу пологих склонов и спустились в широкую мертвую равнину.
Еще совсем недавно здесь бушевал огонь. Колючий ягель вспыхивал, как сухой порох, и пламя, увлекаемое ветром, перебегало дальше и дальше, сметало все живое со своего пути, валило наземь седые смолистые сосны и запутывалось в ветвях густого ельника.
Обезумевшие лоси, высоко закинув ветвистые рога, били копытами горячую землю и стремительно мчались сквозь лесную чащобу, задыхаясь в едком дыму.
Медлительные глухари грузно взлетали кверху, расправляли опаленные крылья, но, нагнанные душным языком огня, на секунду замирали в воздухе и черными обугленными комками валились в горящий кустарник.
Когда-то по этой равнине скользил мощный ледник. Глубокими морщинами он избороздил землю и с ледяных плеч своих сбросил морену; и теперь здесь лежат валуны, и тонут ноги в сыпучем песке.
Так умирает жизнь.
Но экспедиция пробилась сюда, чтобы возродить этот край, чтобы омолодить его свежим дыханием жизни. Пройдут годы, и по следам геологов протопчут на север дороги толпы строителей и горняков, отряды агрономов, мелиораторов, звероводов; и там, где сейчас тянутся бесконечные болота, станет колоситься тучная рожь, на вершинах сумрачных гор вспыхнут созвездия рудников, по молчаливым северным рекам потянутся длинные караваны свежесрубленного леса.
Пройдут годы… А пока Буров внимательно рассматривал шероховатые ледниковые шрамы, которые точно показывают теперь направление, в котором двигался ледник. Это на ранней заре человечества, много тысячелетий назад ледники огромными длинными языками медленно сползали со склонов Уральского хребта. Они разрушали горные породы, сглаживали хребет и обнажали глубинные породы, к которым приурочено большинство рудных ископаемых Урала. И теперь, зная направление движения ледника, по отдельным валунам можно сказать, какие породы залегают за много километров отсюда.
Буров ориентировочно наносил на карту замкнутые бессточные озера, круглые, как фарфоровые блюдца. Эти озера образовались при таянии ледника.
Вечером пятого дня Буров вернулся в лагерь. В тот же день группа завхоза прибыла с водораздела. Утром седьмого дня Буров дал распоряжение готовиться к выходу. Он рассчитывал часам к четырем пополудни прибыть к Шайтан-горе и там встретиться с Корневым.
…Тропка извивалась вдоль невысокого кряжа, минуя покатые заболоченные долины и быстрые горные потоки. Привычным людям, закалившимся в утомительных переходах, пройти двадцать километров, пожалуй, было не труднее, чем горожанину совершить прогулку по прохладным аллеям тенистого парка. Но обнажения, то и дело попадавшиеся по дороге, задерживали Бурова. Вместе о ним останавливался и весь отряд. Поэтому к Шайтан-горе они подошли поздно вечером, когда окрестные горы уже растаяли в мутном сумраке северной ночи. Но синяя до черноты Шайтан-гора встретила геологов глубокой тишиной.
— Я думал, что опоздали. Совестно было, — с облегчением сказал Буров, оглядывая гору.
— Ну и они скоро подойдут. Андрей не такой человек, чтобы слово свое не сдержать, — ответил Угрюмый.
Но и утром прежняя тишина висела над Шайтан-горой. Угрюмый поднялся на отвесную скалу, что нависла над сонной заводью небольшого озерка. Он осторожно вслушивался в шорохи леса и долго-долго смотрел в дымную даль, в ту сторону, где лиловели зубчатые контуры хребта. Сумрачный, озабоченный, он спустился со скалы и на вопрос Бурова: «Не видно ли костра?» — отрицательно покачал головой.
Чтобы не терять даром времени, Буров отправил часть рабочих обратно в лагерь: сложить каменную печь, заготовить хлеба, починить разорванные палатки. Сам Буров пока что решил провести несколько маршрутов, выбрав исходным центром Шайтан-гору.
Но группа Корнева не вернулась и к вечеру девятого дня. Четверо оставшихся для встречи молчаливо сидели на сучковатых колодинах. Они беспрестанно подбрасывали в костер кучи сырого мха и в душных клубах дыма спасались от назойливых комаров. А над всем: над бескрайним простором синей тайги, над крутыми зигзагами горных рек, над гнетущей тысячелетней тишиной — черным вороном распласталась Шайтаи-гора. Казалось, что ворону надо сделать последнее усилие — и лопнут каменные цепи, что накрепко приковали его к земле, и он медленно поднимется в воздух, и его огромные широкие крылья повиснут над тайгой.