Выбрать главу

Сперва я было не понял истинной цели этих посещений. На следующий день после обеда Марта доложила:

– К вам какая-то девушка, господин Берзинь…

В гостиную впорхнула, именно впорхнула, хорошенькая, и даже очень хорошенькая, девушка

На ней был синий костюм, шляпка, сумочка… Все как полагается.

– Ах, Август, я так давно тебя не видела! – воскликнула она и бесцеремонно потрепала меня по щеке.

Но как только Марта вышла из комнаты, девушка сразу посерьезнела.

– Пройдем в кабинет? – деловито предложила она. В кабинете она совсем перестала нежни­чать. Она порылась в сумочке и достала помятый листок бумаги.

– Гестаповцы стали бывать в “Эспланаде” реже, и, мне кажется, коммунисты уст­роили у нас явку, – сказала она. – Тут записаны имена офицеров, которые у нас бывают и которые мне удалось услышать. Кроме того, здесь два адреса, одного гауптштурмфюрера и начальника одной из эскадрилий…

Как я понял из разговора, девушка работала кельнершей в ресторане “Эспланада” и одновре­менно являлась осведомительницей…

Кого? Господина Берзиня, несомненно! Но на кого работал я, этого я не знал!

Девушки приходили иногда даже по две в день. Это были кельнерши, маникюрши, массажистки, большей частью хорошенькие, всегда входили с какой-нибудь нежной фразой, но стоило нам уединиться, как сразу делались серьезнее и вручали мне записочки с именами и адре­са­ми, которые им удалось узнать, с фразами, которые им удалось услышать и чем-то показавшимися им мно­гозначительными…

Да, это была агентура! Конечно, она не делала чести разведывательным талантам господина Берзиня: его агентурная сеть была организована весьма примитивно. Любая контрразведка без особых затруднений могла обнаружить и взять под свое наблюдение и всех этих девиц, и самого господина Берзиня… И хотя я сам не был работником разведки и только соприкасался с ней по роду своей дея­тельности, думаю, что, будь я на месте господина Августа Берзиня, я бы организовал и законспириро­вал агентурную сеть более тщательно.

Сведения, которые приносили девушки, не имели большого значения, но хороший разведчик, разумеется, не пренебрегает ничем, поэтому даже такая поверхностная агентура имела свою ценность.

Во всяком случае, с помощью своих посетительниц я довольно хорошо представлял себе, как проводят время немецкие офицеры и всякие бесчисленные гитлеровские админист­раторы, чем занимаются, где бывают, с кем встречаются, и отчасти даже чем они практиче­ски интересуются.

Девушки эти, конечно, не были профессиональными агентами, служба у господина Берзиня была для них приработ­ком. Но, как говорится, курочка по зернышку клюет да сыта живет; множество мелких фактов и фактиков создавали в общем достаточно ясное представление о жизни тех слоев об­щества, которые могли интересовать господина Берзиня.

Вначале, правда, меня несколько удивляло, почему агентура Берзиня состояла из одних девушек – как на подбор, все эти кельнерши, маникюрши и массажистки были миловидны и молоды, – но потом я сообразил, что это был неплохой способ маскировки подлинных взаимоотношений Берзиня и его сотрудниц; нравственные качества Берзиня могли вызывать осуждение, но зато истинные его занятия не вызывали никаких подозрений.

Впрочем, господин Берзинь, вероятно, был более внимателен к этим девушкам, чем я, потому что неко­торые посетительницы покидали меня с явным разочарованием, не получив, по-видимому, всего того, на что они рассчитывали; я ограничивался лишь тем, что деловито выдавал им зарплату – этому научила меня Ян­ковская.

На второй или третий день после моего вселения в квартиру Берзиня она поинте­ресовалась:

– Ваши посетительницы возобновили свои посещения?

– Да, заходят, – сказал я. – Но мне опять непонятно…

– Ничего-ничего, – оборвала она меня. – Скоро все станет на свое место. Их сведения не представляют особой ценности, но будет хуже, если они перестанут захо­дить. Их надо поощрять.

Она достала из моего стола, поскольку стол Берзиня считался теперь моим, связку ключей и открыла небольшой стенной сейф, скрытый за одной из акварелей; в нем хра­нились деньги и, как оказалось, золотые безделушки.

Запас валюты был не слишком велик, но все же в сейфе хранились и доллары, и марки, и фунты стерлин­гов, а всяких колечек, сережек и брошек было как в небольшом ювелирном магазине.

Я взял несколько безделу­шек. Зеленоватые, розовые, лиловые камешки насмешливо поблески­вали на моей ладони… Заглянул в сейф: у задней стенки лежал голубой конверт, в нем находились какие-то фотографии. Я высыпал их из конверта. Это были те непристойные, гривуазные картинки, которые в газетных объявлениях туманно называются “фотографиями парижского жанра”. Мне стало даже как-то неудобно оттого, что их могла увидеть Янковская.

Но они не произвели на нее никакого впечатления.

Я сунул снимки обратно в конверт и пошел было из комнаты.

– Куда это вы? – остановила меня Янковская.

– Выбросить!

– Эти… картинки? Напрасно. Господин Берзинь держал их, как я думаю, для того, чтобы раз­влекать своих девушек…

Я пожал плечами.

– Знаете ли…

Янковская поджала накрашенные губы.

– Допустим, что вы… ну, что вы не такой, как ваш предшественник! Однако я не советую их выбрасывать. В нашей работе годится решительно все. Нельзя предвидеть всех положений, в кото­рых можно очутиться.

Я колебался, но в таких делах она, несомненно, была, опытнее меня.