Она потянулась за очередной сигаретой и взглянула на часы, висевшие на стене. Скоро у неё был очередной номер, а потом ещё немало номеров с завлекательными улыбками для похотливых глупцов.
Положив её пистолет на стол, я пошел к выходу.
- Форчун, - сказала она, - найдите убийцу Пола.
Я кивнул, не оборачиваясь, и вышел. Пол Барон был вором, мошенником, лжецом. Человеком, который никогда в своей жизни никого по-настоящему не любил. Но она любила его. Мир жесток и глуп. Мы заботимся не о тех, кто нас любит и страдает, мы заботимся о тех, кого любим мы и кто заставляет страдать нас.
На Пятой улице царило оживление, обычное для конца недели. В баре я отыскал телефонную кабину и позвонил капитану Гаццо. Тот совсем не рад был меня слышать. Я сказал ему, что хочу поговорить с Сэмми Вайсом. Это тоже его не обрадовало, но, после некоторого колебания, он дал мне зеленый свет. Он уезжал, но обещал оставить нужные указания. . 24.
Охранник привел меня к камере и встал поодаль. Он был недоволен. Мой визит противоречил правилам.
Я стоял перед железной решеткой. Вайс лежал на нижних нарах: маленькая бесформенная тень, почти незаметная. Слабая тень человека, который никогда по настоящему не жил, который не оставил после себя никакого следа. Заметив меня, он сел. Свет падал на его темные глаза с тяжелыми мешками.
- Как дела, Сэмми? - спросил я.
- Очень хорошо, Дэнни. Очень хорошо.
Я наблюдал за ним. Голос его был спокойным, и он не потел. Говорят, несчастье делает людей сильнее, но я знаю лишь немногих, с кем так случилось, большей частью оно просто уничтожает. Однако Вайс сидел в камере, которой всю свою жизнь боялся, и не дрожал и не трусил. Его темные глаза смотрели на меня открыто, а бледное луноподобное лицо было сухим.
- Ты должен крепко подумать, Сэмми, - начал я. - Ты говорил, что Пол Барон связался с тобой в понедельник, в двенадцать дня. Ты уверен, что это было в двенадцать? Не раньше?
- Скорее позже. Я же говорил, что как всегда был в бане. Мне пришлось идти к телефону, обернувшись полотенцем.
- Он знал, что ты каждый день в это время ходишь в турецкие бани?
- Все это знали. Сэмми Вайс каждый день выпаривает свой жир. Сэмми-толстяк. Одна жалкая комната, ни семьи, ни друзей, только бродяги, как и он сам. Каждый день я хожу туда, и все без толку.
- Что сказал Барон?
Он не слышал меня. Он уставился в темный угол камеры и заслушался своих мыслей.
- Я даже купил себе корсет. Мужской корсет. Я затягивался в своей жалкой конуре, чтобы стать стройнее. И ведь нужно, в сущности, быть немного внимательным к себе. Нужно только прекратить постоянно набивать брюхо. Но вот так получается: всю жизнь смотришься в зеркало, но этого не замечаешь.
Кто знает, что в действительности происходит в человеке? Как он может измениться? Каким образом за день Вайс перестал потеть от вечного страха?
- Я хочу точно знать, что сказал Барон, Сэмми.
- Он сказал, что я должен получить у Джонатана Редфорда двадцать пять тысяч. В четверть второго, не раньше. За это тысяча будет моя. Деньги нужно было принести ему на Седьмую улицу. Но потом мы с Редфордом сцепились, и я не получил денег. Это правда.
- Я тебе верю, Сэмми. Долго ты пробыл у Редфорда?
- Минут пять, или немного дольше.
Пять минут! Какие ошибки мы допускаем только потому, что не сомневаемся в очевидном, принимая его без доказательств.
- Как ты себя чувствовал, когда пришел к Джонатану, Сэмми?
- Я потел. Ты ведь меня знаешь. Я всю свою жизнь всегда потею.
- Редфорд стоял у окна?
- Да, крупный такой человек. В халате. Он повернулся ко мне спиной. В комнате было холодно. Но я потел, как всегда.
- Опиши подробно, что тогда случилось. Каждую мелочь.
Он качнул головой.
- Я даже не знаю, все произошло так быстро. Сначала он дал мне возможность заговорить. Я говорю, он не отвечает. Я рассердился и припугнул его. Тогда он вдруг повернулся и набросился на меня. Мы схватились, и он рухнул на пол. Я до него едва дотронулся, но он упал на пол, и я убежал.
- Хорошо, Сэмми. Лежал на полу коврик? Подумай!
- Я не знаю, Дэн. Может быть, да, может быть, нет.
- В тот день ты ещё раз виделся с Бароном?
- Я его в понедельник вообще не видел.
- Хорошо, Сэмми, - кивнул я. - Держись молодцом.
Он медленно кивнул.
- Знаешь, Дэн, с тех пор, как они меня посадили, я размышлял. Ведь я знаю, что никого не убивал. Может быть, мне не верят, может быть, они никогда не узнают правду. Может быть, мне придется поплатиться головой. Но я знаю, что я этого не делал. Я имею в виду, что не хочу исчезнуть навсегда, но смогу это выдержать, если придется. Я же знаю, что невиновен.
- Ты скоро выйдешь отсюда, Сэмми.
- Обязательно, Дэн, - кивнул он и ухмыльнулся. - Я жду здесь, пока ты меня вызволишь.
Охранник вышагивал позади меня, как бы опасаясь, что я в заключение могу ещё освободить архипреступника и выпустить его на свободу. Он тщательно запер за мной решетчатую дверь коридора. Металлический скрежет стали о сталь звучал так, будто призывал на страшный суд, и, казалось, доставлял ему удовольствие. Таковы охранники. Я никогда не смогу понять, становятся они охранниками, потому что таковы от природы, или же они становятся такими, только будучи охранниками.
На улице я поймал такси и поехал домой. Сунул свой старый пистолет в карман пальто, снова спустился вниз, сел в свою машину и поехал на Манхеттен.
Дверь квартиры на Шестнадцатой улице открыл мне Джордж Эймс. Он казался усталым.
- Опять вы? - буркнул он. - Я звонил в полицию. Прокурор абсолютно убежден в виновности Вайса.
- Ему за это платят.
- Вы решили разрушить нашу семью?
- Не всю семью, я надеюсь.
Я обнаружил нечто в его глазах. Они были знающими, если можно так выразиться. Эймс что-то знал, но я мог только догадываться, что это было.
- Тогда входите, если это необходимо.
Я вошел. Все ещё больше изменилось. Еще полгода, и следы Джонатана Редфорда исчезнут полностью.
- Вы один? - спросил я Эймса.
- Да.
- А где остальные?
- В Нортчестере. Они хотят в уикэнд объявить о предстоящей свадьбе. Я решил не ехать. Хотите что-нибудь выпить?
- Охотно. Ирландское виски, если есть.