- Избил?
- Так он сказал.
Гаццо явно пытался составить представление о нынешней степени моей тупости. Пока я ожидал результата, мне вспомнился Джордж Эймс. Было совершенно ясно, что Эймс допустил меня в кабинет только для того, чтобы в это время вызвать полицию.
Гаццо решился.
- Джордж Эймс позвонил шефу, Макгвайру. Он не хотел больше тебя видеть. Макгвайр позвонил мне. Я как раз был в этом районе по делу об убийстве и решил сказать тебе это сам.
- Это дальше не пойдет, или как?
- Такие люди, как Джордж Эймс, говорят по телефону с шефом так же, как ты и я с курьером. И он может себе это позволить. Он знает Макгвайра лично, Дэн. Есть ли у тебя какие-то веские основания полагать, что Вайс невиновен? Хоть какие-то доказательства?
- Нет, - покачал я головой. Моя шея стала совсем мокрой. Но Гаццо моя шея не волновала.
- Редфорд был известным человеком. Наша репутация и без того подмочена - повсюду бродяги шляются, на улицах грабят и убивают, даже в собственном доме нельзя больше чувствовать себя в безопасности: это стало привычным. Мы хотим взять Вайса.
- Это было не случайное преступление, капитан. Вайс договаривался о встрече.
Гаццо пропустил это мимо ушей.
- Факты и наш опыт говорят о том, что Вайс совершил ошибку, которая ему на роду написана. Все говорит за это, и ничего - против. У тебя ничего нет на руках, Дэн. У тебя же фактически нет клиента. Наверху не хотят, чтобы ты совал сюда свой нос и пытался помогать Вайсу.
- Но, может быть, сунуть нос необходимо?
- Я должен передать это шефу?
Я перегнулся в окно.
- Послушайте, капитан. Я пока не мог достаточно долго заниматься тем, чтобы получить хотя бы часть доказательств. Вайс пришел ко мне, и я как-то автоматически оттолкнул его. Возможно, это рефлекс или подсознательное чувство, что Вайсу нужна чья-то помощь. Во всяком случае, я хочу кое-что разузнать.
- Другими словами, мы знаем не все, что должны знать?
Я глубоко вздохнул.
- Не уверен, что вы постараетесь это сделать. Если у вас есть главный подозреваемый, вряд ли вы займетесь поисками других. Ни один полицейский этого не сделает, Гаццо. Пока вы не снимите подозрения с Вайса, вы не будете искать никого другого.
- Другими словами, мы не замечаем, что он невиновен? - Я лишь говорю, что вы не думаете о других, пока у вас есть Вайс. У вас много преступлений и мало людей. Вам можно пренебречь определенными обстоятельствами. Однако помните о парне из Бруклина, который сидел десять месяцев и казался безусловно виновным, пока один из ваших людей по собственной инициативе и в свое свободное время не доказал, что парнишка был невиновен?
Возможно, никто ничего не найдет в пользу Вайса. Может быть, вам потребуется много времени, и доказательства исчезнут. Возможно, Вайс так напуган, что ударился в панику и уходя от преследования будет стрелять. Если даже он окажется виновным, капитан, вдруг я смог бы раскопать несколько смягчающих обстоятельств?
Гаццо даже не шевельнулся.
- Шеф не хочет, чтобы ты участвовал в деле, Дэн. От меня он знает, что у тебя приличная репутация, потому он делает это неофициально. Не приставай к нам. Ясно?
- Достаточно ясно.
Разговор был окончен. Он дал знак водителю и автомобиль тронулся. Я стоял один на снегу и чувствовал себя препаршиво. Как чаще всего случается в нашем обществе, влияние полиции на меня имело экономическую подоплеку. Но и у меня в кармане был один козырь. Я могу не быть детективом, я могу не работать в Нью-Йорке. Ничто и никто не зависят от моего результата. Я не получу состояние и не потеряю деньги. Я могу потерять массу удобств и удовольствий, чтобы использовать этот козырь, но в обществе, где правят деньги, можно быть независимым только с деньгами или от денег. Третьего не дано. Все это так, но обманывать себя я не собирался. У полиции есть и другие, не столь законные средства. Чтобы было ясно: частный детектив может гибко обращаться с массой законов, но шеф криминальной полиции вполне может сломить эту гибкость, что в таком городе, как Нью-Йорк, не просто, но возможно. Так что нужно действовать осмотрительно.
Я охотно бы спросил у Гаццо, почему полиция в этом деле так уверена насчет Сэмми Вайса, и как выглядят алиби остальных. Но об этом не спросишь, если сверху получено указание не вмешиваться. Мне придется все раскапывать самому, особенно насчет двадцати пяти тысяч долларов, которые Вайс будто бы выиграл у Уолтера Редфорда.
* * *
Селлерс Джонсон сидел один за зеленым столом в своем подвале на Хьюстон-стрит, где можно было играть днем и ночью. Он один играл сам с собой в покер.
- Сыграем? - спросил Селлерс и тут же раздал карты.
Селлерса нужно было видеть часа в четыре утра, когда шла игра серьезная и все ставки за ночь - в банке. Его черное лицо вспотело, но глаза смотрели безучастно. В настоящей игре он смог бы контролировать и свои потовые железы. В округе не было ничего, о чем бы не знал Селлерс.
- Ты видел Сэмми Вайса? - спросил я.
Селлерс изучал свои карты. У меня было два валета и две пятерки.
- Ставлю пятьдесят, - сказал Селлерс. - Он был здесь вчера ночью около двух.
- Добавляю пятьдесят, - сказал я. В шутку делать такие высокие ставки легко. - Он играл?
- Не было нужной мелочи.
- Сколько?
- Сотню для начала. Я беру две карты.
Сам я взял только одну. К двум валетам и двум пятеркам.
- Оставляю ставку, - сказал Селлерс.
- Удваиваю, - сказал я. Ну и авантюрист! - Говорят, Вайс выиграл двадцать пять тысяч долларов у одного парня по имени Уолтер Редфорд.
Селлерс, казалось, не слышал. Он бросил карты.
- Покажи, на что ты удваивал.
Я показал ему свои две пары. Это же было шуткой. Но Селлерс не находил ничего смешного.
- С этими двумя вшивыми парами ты должен был спасовать, когда я взял ещё две карты, - объяснил он мне. - Я сошел с тремя дамами.
Он давал мне понять, что в настоящем покере таким образом можно поступить однажды, может быть, дважды, но к концу игры придется просить деньги на дорогу. Селлерс не мог даже в шутку играть в покер плохо.
Я спросил:
- Что ты знаешь об Уолтере Редфорде?