— Молодец, Мишата, — похвалил его Пересвет, — хорошо свое дело знаешь!
Стражник довольно засопел, а Пересвет, тычком усадив Ваню перед собой, легонько ударил Хранимира по бокам. Конь взвился и помчался стрелой, Веста побежала следом.
— Эх, — хлопнул Мишата в ладони, — хорошо дело слажено! Теперь и царь отметит, а главное, царица не забудет: еще бы, уважил сынка!
Остальные завистливо на него посматривали, коря себя за нерасторопность. А тем временем царевич мчался по улицам города, которые уже заливали красные рассветные лучи. У ворот он чуть не столкнулся грудь в грудь с воином верхом на вестовом коне, обругал его и поскакал дальше. А если бы Пересвет догадался затребовать у вестового грамоту, которую тот вез от самой царицы Рогнеды, то прочитал бы в ней, что царица требует взять его, Пересвета, в полон как изменника и привезти к ней на суд и расправу. Но этого сделать он почему‑то не догадался, зато наконец отпустил Ваню.
— Ну что, брат Иван, дальше со мной поедешь или на волчице верхом?
Ваня посмотрел на Весту. Та улыбнулась, видя его недоумение, и со смехом сказала:
— Видно, суждено мне тебя на себе возить, да я и не отказываюсь, мне уже и непривычно как‑то одной бежать. Слезай‑ка ты, Иванушка, с Хранимира и залезай ко мне на спину.
Ваня покраснел, но все‑таки спрыгнул с коня и, потрепав Весту по голове, забрался на нее верхом.
— В путь! — звонко сказала волчица. — До вечера надо нам добраться до Медного царства. А время не ждет, — она тревожно взглянула на небо, — не успеем оглянуться — уже и солнце сядет. В путь!
— В путь, — повторил Пересвет и похлопал Хранимира по спине, — никогда ты не подводил меня, друг, не подведи и сейчас. Быстрее ветра донеси до самых медных ворот!
Конь всхрапнул и, встрепенувшись, поскакал вслед за Вестой.
Ехали долго, солнце уже успело подняться высоко, да так и застыло на одном месте, посылая на землю раскаленные лучи. Было душно и жарко, снова где‑то вдалеке заворчал гром, но в небе пока не появилось ни единого облачка. Дорога шла вдоль пшеничного поля, налитые колосья слабо покачивались на ветру, васильки тянули вверх свои синие головки. Справа текла река, узкая и вся заросшая травой, на другом ее берегу виден был луг с травой, пожухлой от зноя. Поле давно закончилось, теперь путь шел через небольшую березовую рощу, деревья в ней росли редко, так что от солнца не было никакого спасения. После рощи началось еще одно поле, ячменное, за ним снова пшеничное, а потом уже до самого горизонта тянулась равнина, заросшая ковылем. Ваня, убаюканный ее однообразием, начал клевать носом, зато Весту, как ни странно, тянуло поговорить.
— Скоро в Медном царстве будем, — начала она, — а там и с Елисеем свидишься, огнецветку отдашь.
— Угу, — сонно пробурчал Ваня и покосился на клетку со зловредной птицей, которая оставила в его памяти только мрачные воспоминания.
— А там, — продолжала волчица, — и Светлояру увидишь.
— Светлояру‑то? — мигом проснулся Иван. — Это да, увижу.
— Увидишь, — медленно проговорила Веста, и Ване почему‑то показалось, что в ее голосе проскользнула грусть.
Он насторожился:
— Что ты?
— Ничего, — быстро ответила волчица, — за тебя радуюсь. Невесту наконец получишь.
— Да, невесту… — Ваня ненадолго задумался, — только почему невесту? Мы с ней не собирались пожениться.
— Как это? — удивилась Веста. — Ты же ее любишь.
— Люблю… — еще задумчивее произнес Иван и будто бы с удивлением переспросил: — Люблю?
— Любишь, — подтвердила волчица подозрительно дрожащим голосом, — иначе зачем бы ты отправился в такой путь!
Ваня не ответил, стараясь правильно подобрать слова. Наконец он со вздохом сказал:
— Я не знаю царевну Светлояру. Я знаю Свету, с которой мне было хорошо и спокойно. И любовь моя к ней спокойная. Я не готов на подвиги и безумные поступки ради нее. И я не впаду в печаль, если ее со мной нет.
— Но ведь ты, — Веста не могла поверить, — ведь ты уже совершил подвиг и безумство! Ты отправился в путь, и не просто куда‑то, а сам не зная куда! Ты столько повидал и столько сделал для того, чтобы быть с ней! Ты не можешь ее не любить.
— Не могу, — согласился Иван, — и мне сложно объяснить тебе то, что я сейчас чувствую. Я любил и люблю не саму Светлану, и тем более не царевну Светлояру, я люблю быть с ней, я люблю покой и уют рядом с ней. Я люблю не человека, а чувства. Чувства, которые он у меня вызывает. А Светлана вызывает у меня уверенность в том, что и завтра все будет так же спокойно. Но чем дольше я здесь, — тут Ваня тяжело вздохнул, — тем больше я понимаю, что мне уже не нужен покой. Я изменился. Мне теперь не стать прежним. И самое главное, что я здесь понял, это то, что мой путь стал важнее цели. Важнее Светлояры. Кроме того…