– Кто назовет мне слово, начинающееся на букву «шин»?
– «Шаб», – выкрикнула девочка в центре, и сидящий рядом с ней мальчишка вскинул руку.
– Я начинаюсь на «шин»! – воскликнул он. – Шаддад!
Али улыбнулся.
– Совершенно верно. А знаешь ли ты, кого еще так зовут?
Вместо него ответила его сестра:
– Шаддад Блаженный. Мне бабушка рассказывала.
– И кем же был Шаддад Блаженный? – спросил он, пощелкивая пальцами на мальчишек, которые снова начали драться. – Вы двое, знаете?
Мальчишка помладше втянул голову в плечи, а второй сделал круглые глаза.
– Ну… король?
Али кивнул.
– Второй король после Зейди Великого.
– Тот, что победил королеву маридов?
Все замерли в ожидании ответа. Ладонь Али застыла на влажном песке.
– Что?
– Королеву маридов, – с внимательным видом повторил свой вопрос самый младший из учеников по имени Файсал. – Отец говорит, кто-то из твоих предков победил королеву в битве, и поэтому ты смог найти у нас воду.
Простые слова, произнесенные без всякой задней мысли, пронзили его, точно отравленное лезвие кинжала, растекаясь по членам чувством липкого ужаса. Он давно подозревал, что весь Бир-Набат за его спиной втихую судачил о его необыкновенных взаимоотношениях с водной стихией, но только сейчас впервые услышал, чтобы кто-то вслух заговорил о его родстве с маридами. Впрочем, это все, возможно, пустое: полузабытая легенда, получившая второе рождение, когда Али открыл свежие родники.
Но подобные слухи нужно было пресекать на корню.
– Мои предки не имели с маридами ничего общего, – сказал он решительно, хотя внутри у него все переворачивалось. – Маридов больше нет. Их не видели уже много веков.
Однако в его учениках уже зажглось любопытство.
– А правду говорят, что, если засмотреться на свое отражение в воде, твою душу украдет марид? – спросила одна девочка.
– Нет, – ответила девочка постарше, прежде чем Али успел открыть рот. – Но я слышала, что давным-давно люди приносили им в жертву младенцев. – От полуиспуганного восторга она даже заговорила громче. – А если те отказывались, мариды насылали на их поселения потоп.
– Замолчи, – взмолился один из самых юных малышей. Он уже чуть не плакал. – Если будешь говорить о них, они придут за тобой во сне!
– Прекратите, – выпалил Али слишком резко, и дети испуганно отпрянули. – Чтобы я больше не слышал о маридах, пока вы не вызубрите алфавит…
Из-за деревьев показался Любайд. Друг Али подбежал к нему и, запыхавшийся, согнулся пополам, обхватив колени.
– Прости, что отрываю, брат. Но ты должен кое-что увидеть.
Длинный караван виднелся даже с большого расстояния. Стоя на вершине Бир-Набатских гор, Али наблюдал за его приближением. Он насчитал не менее двадцати верблюдов, стройной змейкой продвигающихся к деревне. Они вышли на солнце из тени, отбрасываемой гигантским барханом, и яркие лучи заискрили, отражаясь в жемчужно-белых пластинах, которыми были навьючены животные. Соль.
Сердце ухнуло вниз.
– Аяанле, – сорвал у него с языка Любайд, прикрывая ладонью глаза от яркого света. – Богато… Столько соли, что хватит на уплату годовой подати, – он опустил руку. – Но что они здесь-то делают?
Рядом с ним Акиса скрестила руки на груди.
– Вряд ли они сбились с курса. От главного торгового пути до нашей деревни несколько недель ходу. – Она взглянула на Али. – Думаешь, это родственники твоей матери?
Только не это. Его товарищи, конечно, этого не знали, но именно из-за родственников матери Али и оказался изгнан из Дэвабада. Их стараниями его завербовали в «Танзим». Похоже, они рассчитывали, что шафитские диссиденты рано или поздно подвигнут Али на дворцовый переворот.
План был совершенно безумный, однако вслед за смертью Афшина город захлестнул такой хаос, что Гасан решил не рисковать, пока кто-нибудь повлияет на неокрепший ум Али – особенно если это будут могущественные правители Та-Нтри. Вот только до самих Аяанле Гасану было не дотянуться – моря разделяли Дэвабад и богатый, космополитичный край Та-Нтри. Поэтому отдуваться пришлось Али – его вытурили из родного города и бросили на расправу наемникам.
Прекрати. Али усмирил разливающуюся в нем желчь, стыдясь того, с какой легкостью его охватила злоба. Племя Аяанле не несло ответственности за его судьбу – вина лежала на плечах лишь горстки коварных родичей его матери. Так, может, и путники, пересекавшие сейчас пустыню, были ни в чем не повинны.