Появились первые признаки идущего за холмами сражения. На поляне был разбит полевой лазарет, куда санитарные повозки подвозили раненых. Сёстры милосердия в длинных юбках и рубахах мужского покроя помогали сгружать окровавленные тела и относили в палатки. Рядом с лазаретом военные полицейские караулили группу понурых безоружных солдат с почерневшими от пороха лицами — очевидно, отловленные остатки одного из разгромленных южанами полков. По дороге, идущей в сторону дымов, трюхали мулы, навьюченные боеприпасами. Обогнав неторопливых животин с погонщиками, Лассан со Старбаком въехали под сень очередной рощицы, заполненной пехотинцами. Следов пороховой гари на их физиономиях не было, значит, в бою ещё не побывали. За рощей дорога ныряла вниз, чтобы вновь подняться к насыпи, по которой пролегало полотно железнодорожной линии Йорк-Ричмонд. Отступая, южане сняли рельсы и взорвали мосты через Чикахомини, но Лассан не зря хвалил подготовку американских инженерных войск: полотно уже было восстановлено, и на нём (как раз у того места, где его пересекала дорога) пыхтел состав воздухоплавательной службы северян. С платформы медленно поднимался в небо воздушный шар. Ветер, хотя и слабый по сравнению с ночной бурей, швырял наполненную газом оболочку из стороны в сторону, осложняя работу крутящих лебёдку солдат.
— Патруль. — произнёс Лассан.
Глазевший на шар Старбак перевёл взгляд и увидел кавалерийский разъезд, движущийся по насыпи.
— Впрочем, если они не посланы именно за нами, ещё не всё пропало. Переберёмся в лес за железной дорогой — считай, спасены. Поехали.
Лассан угостил Натаниэля сигарой и закурил сам. Разъезд был далеко, и по мере приближения к рельсам у Старбака росла надежда на то, что всё обойдётся. Они поднялись на насыпь, покрытую травой в горелых пятнах от сыплющихся из труб локомотивов искр. Двое солдат тянули на палке катушку провода, чтобы соединить телеграфный аппарат, находящийся в корзине парящего в небе шара, к общей линии, проходящей сбоку насыпи.
— Ненавижу современную войну. — поморщился Лассан, — Настоящая война — это пение труб и барабанный бой, а не треск электричества и шипение пара.
Он отъехал к обочине, пропуская две санитарные повозки. Колёса выкрашенных в белый цвет колымаг прогромыхали по доскам переезда, оставив на них цепочку капель свежей крови. Лассан, кривясь, отвернулся от стонущего, плачущего и клянящего всё и вся груза возков, достал бинокль и принялся осматривать местность южнее насыпи. Слева ряды палаток соседствовали с артиллерийским редутом, на валу которого два сигнальщика размахивали флажками, передавая сообщение вперёд, туда, где километрах в полутора, скрытая деревьями, кипела схватка. Разъезд съехал с насыпи вниз и помчал по лугу, перерезая просёлок, по которому предстояло скакать Старбаку с Лассаном. Француз направил бинокль на них, секунду смотрел, кусая губу, затем опустил бинокль и ухмыльнулся Старбаку:
— Ваш братец. И Пинкертон. Похоже, мы стали дичью, а?
Съехав с насыпи, француз ещё раз взглянул в бинокль на преследователей. То, что он увидел, ему явно не понравилось, потому что Лассан всунул ножны громоздкого палаша между левым бедром и седлом (как предположил Старбак, чтобы при скачке оружие не набило синяков).
— Галопом! — скомандовал полковник.
Оба всадника разом ударили пятками по бокам лошадей. Животные, вытянув шеи, ринулись вперёд, взбивая копытами красную грязь. Кавалерийский рожок протрубил атаку, И Старбак, неловко выгнувшись, оглянулся. По полу скакали кавалеристы в синих мундирах. Ближайщий находился всего в трёхстах шагах, но лошади северян устали. Бахнул выстрел, то ли пистолетный, то ли из карабина. Облачко дыма вспухло над группой северян. Натаниэлю показалось, что он заметил Джеймса, но тут треснул второй выстрел, и Старбак пригнул голову к гриве. Француз впереди направил коня в лесок и сразу свернул с просёлка в чащу. Старбак сделал то же самое, подныривая под низко висящие ветки, пока Лассан не пустил лошадь шагом, оглядываясь назад, чтобы убедиться, что они сбили погоню со следа. Старбак, чьё сердце колотилось, как сумасшедшее, успокаивал исходящую потом лошадь, бормоча:
— Ненавижу скакать…
Лассан приложил палец к губам. Старбак ощущал сладковатую вонь сгоревшего пороха, а грохот выстрелов чувствительно отдавался в ушах, но само поле битвы заслоняли деревья. На лице Лассана было написано живейшее удовольствие. Ещё бы, такое приключение в Новом Свете!