— Преподайте урок этой шайке ниггеролюбцев, парни! — рявкнул Дафф.
— Да это ж наши, капитан! Глядите! — воскликнул кто-то из солдат, указывая на опушку леса, откуда выбиралась рота в серых шинелях. Сердце Даффа тревожно забилось. Неужели он палил по своим? По парням в серых, не синих шинелях. Шинель ведущего их офицера была расстёгнута, он помахивал на ходу обнажённой саблей, рассеянно срубая сухие соцветия редких сорняков, словно на прогулке.
Воинственный пыл Даффа разом остыл. Его горло пересохло, под ложечкой сосало, а ноги дрожали. Стрельба с обеих сторон стихла. Рота в сером тем временем домаршировала до овсяного поля, и Дафф поднял руку:
— Эй, вы! Стоять!
— Свои! — крикнул кто-то из серых.
Их было человек шестьдесят-семьдесят, с винтовками, оканчивающимися длинными острыми штыками.
— Стоять! — повторил капитан
— Свои, приятель! — опять донеслось из рядов приближающейся серошинельной пехоты.
Дафф уже мог разглядеть, как напряжены их физиономии. У одного дёргалась щека, другой косился на усатого флегматичного сержанта, шагающего сбоку строя.
— Стоять! — в очередной раз рявкнул Дафф.
Кто-то из его парней сплюнул на жнивьё.
— Да свои же, свои!
Подкладка на шинели у офицера была ярко-красной, но цвет формы разглядеть мешало солнце, встающее прямо за спинами у приближающейся роты.
— Это не наши, капитан. — сказал один из бойцов Даффа, и капитан позавидовал его уверенности.
Свои или нет?
— Приказываю вам остановиться! — рявкнул Дафф.
Серошинельные ухом не повели, и капитан отдал команду: «Цельсь!»
Сорок винтовок легли к плечам.
— Свои! — продолжали орать серошинельники.
Они приблизились на дистанцию полусотни метров. Капитан слышал, как хрустят под подошвами пеньки от срезанных колосьев.
— Это янки, капитан! — настаивал миссисипец Даффа.
Офицер надвигающейся роты споткнулся, и под разошедшейся серой шинелью мелькнула форма.
Синяя.
— Пли! — в тот же миг рявкнул Дафф.
Выстрелы его роты затрещали, будто горящий тростник. Поле огласил вопль раненого северянина.
— Огонь! — скомандовал офицер-янки.
Пули массачусетцев пронзили завесу порохового дыма, затягивающего поле.
— Пли! — кричал Дафф, опустошая каморы револьвера в сторону скрытого дымкой пеленой врага.
Бойцы капитана рассредоточились за копнами, перезаряжая оружие. Северяне делали то же самое, кроме раненого, истекающего кровью на жнивьё. Справа выше по склону капитан видел других янки, но не беспокоился. Какой смысл? Он сделал свой выбор и будет сдерживать сукиных детей здесь, на сжатом овсяном поле, пока хватит сил.
Девятью километрами дальше, под Эдвардс-Ферри, через Потомак перебирались новые и новые полки северян. Они перерезали шоссе к Сентервиллю, но Натан Эванс, зажатый между двумя крыльями вторжения, не выказывал ни малейших признаков тревоги:
— Первые парят мне мозги, чтобы дать шанс вторым подобраться поближе к моей заднице. Так это делается, Бостон?
«Бостоном» Эванс звал Старбака. Они познакомились под Манассасом, где Эванс спас Конфедерацию, успешно отбиваясь с пригоршней бойцов (среди которых был и Легион Фальконера) от северян, пока командование конфедератов не сообразило, что наступление враг предпринял не там, где его ожидали.
— Брехливые, жадные до чужого добра ханжи! — высказался Эванс, очевидно, имея в виду армию северян в целом.
Он примчался с приказом Легиону Фальконера оставаться там, где есть, и обнаружил, что Таддеус Бёрд уже отдал все необходимые распоряжения. Эванс пристально прислушивался, пытаясь уловить, с какой стороны огонь интенсивнее. В Лисбурге продолжал бить набат, поднимая ополчение.
— Что, Бостон, не захотел, выходит, ко мне переходить? — подмигнул Старбаку Эванс.
— Мне нравится командовать ротой, сэр.
Эванс буркнул что-то неразборчиво, но Старбак мог биться об заклад, что яростный грубиян из Южной Каролины пропустил слова «Бостона» мимо ушей, вертя головой и напряжённо вслушиваясь в пальбу, звучащую с двух сторон. Отто, его немец-вестовой (главной обязанностью которого было возить за Эвансом «баррелито» виски, чтобы генерал мог в любую минуту промочить горло), следуя примеру патрона, тоже вовсю крутил головой. В конце концов, Эванс досадливо щёлкнул пальцами, осушил споро нацеженную ординарцем кружку виски и приказал Бёрду: