Выбрать главу

МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ

Она прильнула к нему, дрожа от нетерпения. Ее первый поцелуй был легким, лишь чуть–чуть влажным, потаенным и как бы мимо воли. Его кожа заледенела от этого поцелуя — или, наоборот, вспыхнула.

Затем она его укусила.

Яблоко вскрикнуло и заколыхалось в ветвях.

«Ну что ты, что ты, успокойся», — прошептала маленькая зеленая гусеница и вошла в его жизнь — вся, целиком.

Поначалу яблоку было больно. Оно ощущало, что теряет себя, свою целостность. В загноившейся дырочке холодными пальцами ковырялся ветер.

Но уже на другой день яблоко обрело смысл собственного бытия: питать собой другое существо. Своим потаенным и доселе бесполезным медом.

Это было сладко. И то, что внутри него что–то непрестанно двигалось, изменялось, содрогалось — это тоже было сладко.

Вскоре яблоку стало совсем легко. Оно насвистывало песенки и подмигивало звездам. «Ты паршиво выглядишь», — сочувствовали соседи. «Зато вы — на загляденье, — парировало оно. — Какая пожива для свиней!»

А через месяц гусеница ушла. Ушла к другому яблоку, потому что в этом не осталось меда. Яблоко гудело на ветру, ведь внутри него остались одни дыры. Затем оно сорвалось.

Они гнили рядышком, два яблока с одного дерева. Лишенными былого меда, ими побрезговали даже свиньи.

— Знаешь, — сказало одно, опьяненное собственною гнилью, — со временем они превращаются в бабочек… По крайней мере, некоторые из них…

— Сказки! — прошамкало второе. — Это, наверное, какие–то другие гусеницы…

Яростный осенний ливень утихомирил спорящих, и тысячи мертвых бабочек закружились над ними, медленно опускаясь на сырую холодную землю…

ТРИ СЦЕНАРИЯ

Необходимое пояснение

Я с детства бредил кино. Заклеивал альбомы цветными фигурками и квадратиками. Спал под присмотром целой роты кинозвезд, от молодого Бельмондо до умирающего Солоницына. С трясущимися коленками, дрожащим голосом просил автографы у заезжих чародеев. Даже отправлял после десятого класса документы во ВГИК. Не приняли: написали, что нужен опыт работы. Пришлось пойти в журналисты. Там, как вы догадываетесь, никакого опыта не нужно…

По прошествии ряда лет (это уж как водится) мне вновь представилась возможность удовлетворить свою давнюю страсть: московская женщина–продюсер заинтересовалась моей книжкой «Ангелы Падали» и посоветовала писать сценарии. Я послушался. Первый сценарий, «Сиреневый туман», сразу же по написании был опубликован в предновогоднем номере газеты «МК-Урал». Я это воспринял как хороший знак…

Последовали еще два сценария с моей стороны и предложение поступить во ВГИК — с ее стороны. Теперь у меня уже был «опыт работы», был даже написанный по мотивам сказов Бажова сценарий «Медные люди». Меня, правда, никто не просил писать сценарий целиком, предложили только написать несколько сцен. Но мне проще было сделать всю работу самому, чем прилаживать свое к чужому. Может быть, и не лучшие мотивы взял я у Павла Петровича, но уж это дело вкуса.

Будущее виделось мне лучезарным и размытым одновременно. Я воображал, что найду единомышленников, и мы будем снимать нормальное жанровое кино, с запоминающимися героями и поступками. И я смогу заниматься тем, что мне нравится, да еще и деньги за это получать…

И вот — вожделенный ВГИК. Я приехал, поговорил с теми людьми, которые предположительно должны были стать моими учителями, моими наставниками. Показал им свои сценарии. Они согласились меня взять, только вот сценарии, по их мнению, никуда не годились, потому что в главных героях там ходили «мерзавцы». Я бы должен был мерзавцев разоблачить либо как–то аргументировать их позицию, чтобы они не были такими уж мерзавцами. А я этого не сделал… более того, мне мои герои нравились, я считал, что они живут интересно и ярко, и не собирался за них оправдываться.

Но это ладно, стерпится — слюбится. Меня поразило другое: какую–то вшивую бумажку мой собеседник бегал подписывать целый день. На нем был плохой пиджак, и у него плохо пахло изо рта. И он слишком много говорил все время. Я видел по нему, что этот человек небогат, что он ловчит, что он спит со студентками, что он скучен, наконец. Он ничего не мог мне дать, кроме корочек, на которых что–то там написано. Он был советским человеком.

Я сходил в столовую. Там было много некрасивых девочек и смазливых мальчиков. Они болтали о какой–то ерунде. Сходил в общагу, почитал пару сценариев студентов–пятикурсников, посмотрел один дипломный проект. Микрофильм без начала, конца и середины, снятый, по мнению автора, прихотливо, по моему мнению — бестолково. Еще несколько сценарных заявок я нашел в журнале «Киноателье», они тоже принадлежали выпускникам ВГИКа. Все заявки были одинаковы — за основу бралось классическое произведение, модернизировалось, а в конце оказывалось, что герою все приснилось. В предисловии было написано, что это лучшие заявки.