— Люблю я этот запах…
Кожа Насти блестит от пота. Глаза тоже блестят. Она молчит и смотрит в потолок.
— Принести тебе чего–нибудь?
— Не-а… — говорит она кошачьим голосом и отворачивается к стене.
Полоз пожимает плечами, садясь на постели.
— Где мои… от Кардена… — выуживает из–под одеяла скомканные кружевные трусики, — нет, это не то, это от Шанель… а, вот они! — торжествующе помахивает трусами.
Настя фыркает. Смотрит на него покровительственно. Полоз надевает уже брюки.
— Поставь какую–нибудь музыку, — просит Настя. — Только не твою любимую.
Полоз нажимает пару кнопок на музыкальных ящиках, и звучит декадентский вальсок Леонарда Коэна. Смотрит на экран телевизора. На черном экране горят зеленые цифры — 00. Другого освещения в комнате нет. Он выходит на кухню, возвращается с бокалом апельсинового сока. Настя расплющила щеку о подушку, рот приоткрыт. Мгновение он смотрит на нее, затем под музыку тихонько кружится по комнате, голый по пояс:
— Ай, ай — яй — яй, take this waltz, take this waltz…
* * *
Тем временем одинокая фигура Жабрея — ленивого ковбоя — появляется в начале главной улицы поселка Медянка, и тень его бежит от него без задних ног. Он идет медленно, тяжелым и твердым шагом, горделиво поглядывая по сторонам. И в домах вокруг что–то происходит: загораются и гаснут окна, многие вдруг, несмотря на поздний вечер, собираются со двора и по этому поводу препираются с домочадцами… Подвыпивший мужичонка — тот еще, Данилой обласканный, суетится под рукой Жабрея, то забегая вперед, то запинаясь. Вскоре к нему присоединяется еще парочка подобных же типов.
— Налетело комарье! — ухмыляется Жабрей.
Заходят в столовую. Там уже полно народу — все стоят с пустыми подносами и зубоскалят с Леной.
— Дождались! — язвительно и пронзительно говорит она. — Алконавты!
— Ой, что мы такие злые? — наклоняется один через прилавок, — такие молодые, а такие злые…
— Да пошел ты…
— Ну, вот мы уже и на ты перешли…
* * *
Какой–то человек копошится на огороде. Идет, взмахивает руками, падает, опять идет… В вечернем воздухе и сквозь немытое стекло не угадать, кто это. С улицы доносятся пьяные крики, песни, визг. Мать Насти вздыхает и возвращается к стряпне. Сыплет муку в молоко. Молоко густеет, желтеет, скатывается. Мать достает из холодильника два яйца, розовой обваренной рукой кладет их на стол. Яйца сталкиваются со страшным грохотом. Крики за окном все громче. Нож, вынимаемый матерью из кухонного шкафа, скрежещет. На улице кто–то кричит. Мать разбивает яйцо в стряпню. Оттуда брызжет кровь. Сворачивается, сбегается.
— Беда… — шепчет она побелевшими губами.
* * *
— Всем наливай, кто что попросит! Поняла?
— Слушаюсь, Никита Прокопьич! — надув губки, отвечает Лена. На пластмассовом красном блюдце перед ней — ворох бумажных денег, рублей и долларов.
— Так–то.
И, отходя:
— Жабрей гуляет! Пейте, комары!
Мужики, по большей части вида жалкого, выстроились смирненько вдоль железной колбасы, с подносами. На каждом подносе — пустые стаканы. Один в очереди стоит с чайником. В зале уже шумят — видно, не первый раз Жабрей подходит к прилавку. В зале те, у кого глотка стальная и ребра покрепче.
— Хочу с главным поговорить! — заявляет вдруг Жабрей и направляется к двери в подсобку. Навстречу вскакивает одна из сидящих за крайним столиком «рептилий» (эти не пьют):
— Прокопьич, обойди с заднего двора, а?
— Я сроду с заднего двора никуда не хаживал! Уйди, лакей!
«Рептилия» усмехается, одергивает на себе одежду. Замахивается. Жабрей смотрит не мигая. За ним уже сгрудилась кучка пьяных мужиков. Руку перехватывает Сережа Антихрист.
— Заходи, Никита Прокопьич, заходи! И вы пожалуйте!
Мужики в большинстве, однако, пятятся. Жабрей проходит внутрь, сунув попутно скомканную зеленую бумажку в нагрудный карман Антихриста. Тот улыбается сладко. Вслед за Жабреем в зал вваливаются еще несколько мужиков.
В зале почти никого нет. Данила, в каком–то нелепом пиджаке, ссутулился за столиком.
Жабрей косится на него, садится в любезно отодвинутое официанткой–змеей кресло.
* * *
За столик Данилы присаживается Сережа Антихрист, как–то выскользнув из–за спины у него, и ласковым свистящим шепотом спрашивает:
— Все спросить тебя хочу, Данила–мастер, ты куда вчера дружка моего Коляна девал?
— Уйди, — не поднимая головы, глухо отвечает Данила. — Ударю…