* * *
Наверху зафыркал «уазик». Лучи фар перепрыгнули шоссе, подпрыгнули снова, пропали — «уазик» рванул в объезд, к развязке.
Милиционер лежал под ним. Неподвижно. Лицо его чернело в темноте. Алексей мазнул по лицу пальцем. На пальце оказалась кровь.
«Уазик» вывернул из–за поворота и понесся к ним.
Алексей неумело вцепился в кобуру на поясе сержанта, начал, обрывая ногти, расстегивать ее. Ничего не получалось.
«Уазик» взревел.
Он вырвал пистолет из кобуры, вытянул руку в сторону шоссе и выстрелил. Пистолет вырвался из руки и оглушительно грохнулся о мерзлый асфальт. Он схватил его двумя руками и выстрелил опять, и опять выронил. И снова подобрал.
Третий выстрел. В ревущем «уазике» посыпалось стекло, он визгнул, крутнулся на шоссе и завалился, грохоча, в кювет.
Леша сидел, обхватив голову руками. В правой руке был пистолет.
* * *
Тяжелое дыхание беглеца. Высокие холодные фонари. Дворы многоэтажек. Детские городки — страшные, высокие, пустые. Запорошенные снегом иномарки. Скользкая дорога. Он видит таксофон, бросается к нему. Задрав полу пуховика, вытаскивает из кармашка джинсов телефонный жетон. Набирает номер. Пистолет мешает ему. Он замечает это и небрежно сует пистолет в карман. Пока идут гудки, он приплясывает.
— Да, — вкусный тенор в трубке.
— Дима! Але, Дима! Это Алексей!
— А, Алексей, Алешенька, сынок! Ты откуда?
— Хрен знает. Ты меня ждешь еще?
— Ждал… — тянет собеседник. — Как Жанна?
— Родила, как…
— Поздравляю, старик, поздравляю! От тебя? — покровительственный смешок в трубке.
Страдальчески улыбаясь, Леша шутит в ответ:
— Да надеюсь!
— Как назва…
— Слушай, Дима, ты мне скажи, как к тебе попасть!
— Что?
— Как до тебя добраться?
— Ты пьяный, что ли?
— При чем тут пьяный! Я на улице! Дима! Я вляпался! Слушай, как до тебя дойти, а? Я замерзаю уже!
— Слушай, Леш, у меня тут планы немного переменились…
— Да блин, кого волнуют твои планы! У меня пистолет! Ты выйди, встреть меня где–нибудь, только…
— Слушай, перезвони попозже, а?
— Да у меня жетонов…
— Старик, мне тут в дверь звонят, перезвони попозже!
Короткие гудки.
— Да ёб твою мать! — выразительно говорит Леша. И всхлипывает. И смотрит в небо. В небе много звезд.
* * *
Стены домов. Номера, названия улиц. Все не то. Железные двери подъездов. Закрыты. Все. Подряд. Улицы пусты.
За спиной Алексея — шум голосов. Он вздрагивает, пытается не обернуться. Замер на месте. Поддатая компания проходит мимо него. Наступает тишина.
И в тишине слышно, как скрежещет дверь подъезда в доме на той стороне пустыря — там, откуда эта компания вышла. И гулко хлопает на ветру.
Алексей бежит через пустырь, проваливаясь в сугробы. Хватается за ручку двери и обжигается, отдергивает руку. Дуя на руку, заходит внутрь… и аккуратно закрывает дверь за собой. Щелкает язычок замка.
Он сидит на площадке, возле батареи. Его трясет. Пуховик порван и грязен. Волосы слиплись. Уши начинают отходить от мороза.
Он хватается за уши руками и тихонько воет, раскачиваясь, как будто молится. Постепенно вой становится громче.
* * *
Лязг железной двери секции — и новая порция поддатых людей обоего пола, примерно его ровесников, выходит, шумя, на площадку, к лифту. Алексей замолкает. Компания смотрит на него. Он — на компанию. Меньше всех ему нравится тот, который без верхней одежды — в рубашечке и галстуке от Армани. Вероятно, хозяин. Ему Алексей не нравится тоже: он брезгливо морщится и что–то говорит одной из женщин. Та кивает. Другая смотрит на Алексея, игриво улыбаясь.
Пока не пришел лифт, все молчат. Когда створки раскрываются, уходящие вдруг вспоминают, к кому и зачем приходили, начинают передавать приветы, наперебой благодарить… и все стихает. Хозяин, оставшись один, делает шаг в сторону Алексея, хочет что–то сказать… разворачивается и с грохотом закрывает за собой дверь секции. Алексей опять закрывает уши руками. И слышит, как открываются и закрываются еще две двери — в квартиру.
Алексей поет. «Черного ворона», тихонько. Вдруг опять гремят запоры, он смолкает. На площадку опять выходит хозяин, с мусорным ведром, переодетый — на нем теперь халат и спортивные брюки.
— Земляк, — говорит он, возвращаясь от мусоропровода, — это, конечно, не мое дело, но шел бы ты отсюда.
— Закурить не будет? — говорит Алексей.