— Нет, — ее голос был едва слышен. — Я знаю, что он один, вот и все. Я пришла к вам, обоим, раньше, чем к другим. Вы были правы.
Она повернулась, и сжимая в узловатой ладони свой посох, начала долгий путь к деревне к своему домику. Павек почти пожалел ее, но: — Вы послали их. Вы сами, вы не слушали ни меня, ни стража Квирайта. Вы думали, что ваша зарнека важнее, а вы сами мудрее и умнее, чем мы. Проклятие, Телами, это ваша вина!
Фигура Телами задрожала и растаяла в воздухе.
— Ты не должен был так говорить, Павек.
— Но это правда. Кто-то должен был сказать ей.
— Не ты. Ты должен держать рот на замке.
— Хороший совет, червяк — но я не слушаю хороших советов. — Он, рыча, схватил свою мотыгу и попытался сломать рукоятку, не получилось, тогда он изо всех сил швырнул несчастный инструмент в полукруглый диск спускающегося солнца. — Проклятие-е-е-е!
Они повстречали Йохана в пустыне, между деревней и Кулаком Солнца. Дварф здорово постарел с тех пор, как они видели его в последний раз. Его глаза, красные от недосыпания, превратились в глубокие, темные дыры. Он с трудом двигался, его мышцы как-то сжались. Его запачканный грязью канк был так же слаб, как и он, и не был одним из тех лоснящихся жуков, выращенных Бегунами Луны, на которых любили ездить квириты. Чтобы слезть с канка Йохану потребовалась твердая рука Павека, и он не смотрел ни в чьи глаза, когда рассказывал свою историю короткими, рубленными фразами.
Он сказал, что он скакал день и ночь, и спал в седле, когда не мог держать глаза открытыми. Еда не была проблемой; у него не было еды, когда он убежал из Урика, и он не стал терять время, чтобы украсть ее. У него была вода, первые несколько дней. Потом он ехал только на своей силе воли.
Павек, подозревавший нечто подобное с того момента, как Телами сообщила им эту новость, немедленно протянул Йохану мех со свежей водой из деревенского колодца. Дварф отодвинул его в сторону.
— Бесполезно. Со мной все кончено.
— Но что случилось до того? Почему все пошло так плохо?
— Экриссар.
Павек выругался. Он осмеливался надеяться что, несмотря на катастрофу, Йохан оставил Акашию где-нибудь во временном убежище, а только потом поскакал в Квирайт за помощью. Но услышав имя Экриссара, он надеялся только на то, что она уже мертва.
По настоящему мертва.
Он сам выпил глоток из фляжки, чтобы успокоиться.
— Пошли-
Йохан подчинился. Учитывая ноги Руари после их игры и полное истощение дварфа, они шли медленным шагом и когда рассказ добрался до кризиса на рынке, трое мужчин еще только подходили к зеленым полям.
— Как же ты убежал? — спросил Павек, останавливаясь в нескольких шагах от поля, еще на песках пустыни. Он знал город и знал по меньшей мере дюжину путей наружу сквозь стены, а не через ворота. Но как раз на эльфийском рынке не было ни одного из этих секретных проходов.
— И тогда дварф, этот волосатый ублюдок в одежде прокуратора, вместе с этой ужасной женщиной, со змеями, вытатуированными на руке, бросились на нас. Я не знаю — может быть я и смог бы справиться с ними обоими, но еще оставлся Экриссар, Мастер Пути, и Каши не знала, где он был весь этот полдень. Я хотел остаться вместе с ней или даже остаться одному, чтобы дать ей убежать. — Йохан потер глаза суставами пальцев и уставился в фиолетовое небо. — Один из нас должен вернуться в Квирайт, сказала она. Я не смог бы сохранить тайны, не против того, кто был нашим врагом: мыслеходца, намного сильнее Каши. Но она поклялась, что сможет. И я знал путь наружу; она нет-
— Как же ты убежал, Йохан? — Павек схватил Йохана за плечо и развернул лицом к себе — еще одно доказательство слабости и истощения дварфа. — На эльфийском рынке нет пути через стены? Кто помог тебе? Как ты вернулся?
— Павек, нет! — закричал Руари, бесполезно пытаясь сбросить руку Павека с плеча дварфа.
Павеку надо было как-то излить свой гнев. Он оттолкнул дварфа и со всей бесполезной яростью обрушился на полуэльфа. — На эльфийском рынке нет секретных проходов; там стены жесткие и твердые. Но кто-то помог ему сбежать из рынка и из Урика. Экриссар помог, червяк! Экриссар! Экриссар освободил его и послал сюда, к нам.
— Нет, не Экриссар, — устало сказал Йохан. Эльфы. Старый должок. Племя, которое осталось в живых, когда на свободную деревню напали темплары. Они назвали меня «друг», и сказали — все они, всё племя — что они обязаны мне жизнью и они к моим услугам в любой момент, когда это понадобиться. Теперь они расплатились. Долги надо платить. Понял?
Павек неохотно кивнул. Да, он понял. Ему надо было на кого-то выплеснуть свой гнев, но то, что рассказал дварф, имело смысл. И это даже отвечало на некоторые вопросы о самом Йохане. Но история дварфа интересовала сейчас его сейчас меньше всего, его мысли прыгнули и вернулись к первоначальному вопросу.
— Как же ты убежал? Ты был один против Рокки и Дованны. — Он узнал их по описаниям. — Ты не смог бы справиться с ними обоими в честном бою. А если и Экриссар был в засаде, ты никак не смог бы убежать, Йохан. Да он мог бы просто пригвоздить тебя к земле, как он это сделал с этими несчастными фермерами, которых вы оставили стеречь тележку.
Дварф повернулся, сделал полшага к соли, потом остановился. — Последняя фраза, которую она сказала: «Не верь тому, что я сейчас нашлю.» Она обрушила все это на нас, Павек. Выплеснула все содержимое своего сознания наружу. Дала возможность свои кошмарам вылететь наружу: те страхи и ужасы, которые мы обычно держим внутри. Но меня она предупредила и я не поверил. Я упал на колени и заорал, что не верю. И все прекратилось. Но женщина и дварф покатились по земле; они поверили. Я вскочил на ноги и увидел его… идущего к ней… этого в маске, о котором ты говорил: Экриссар, с ногтями. Он посмотрел на меня, проник через мои ребра и ударил мне в сердце. Это был мыслеходец, всемогущий Мастер Пути. Но я верил ей и только ей и, клянусь вечно живущим Кемалоком, я убежал.
Следующие несколько мгновений над пустыней воцарилась абсолютная тишина. Не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять стыд этого гордого мужчины. Все еще стоя спиной к ним, Йохан закончил. — Это все. Эльфы нашли меня и вывели наружу на следующий день. Я не знаю как — если это имеет значение — но не через эльфийский рынок. Я украл канка, удостоверился, что никто не преследует меня и вернулся сюда. Все кончено. Я расскажу Бабушке и вернусь обратно.
— В Урик?
— Да, в Урик, к Элабону Экриссару. Она погибла, Павек. Я не сумел защитить ее, я утратил ее, и теперь мой баньши будет являться этому червяку-мыслеходцу, пока его кости не сгниют в могиле.
— Я иду с тобой, — сказал Павек за один удар сердца, удивив сам себя. — Я смогу провести тебя в квартал темпларов, я знаю его дом и-
— Ты не дварф. Не имеет значения, пройду ли я через ворота, и насколько близко к его дому я буду, когда они убьют меня. Она была моим фокусом, сосредоточием всей моей жизни. Мой баньши быстро найдет его. Не нужно тратить твою жизнь из-за меня.
— У меня свои счеты с этим ублюдком-полуэльфом, — возразил Павек. — Я иду с тобой.
— Я тоже, — заявил Руари.
Павек и забыл, что юноша с ними, он выглядел очень мрачным и больше похожим на эльфа, чем обычно, в поздних сумерках. Он немедленно пожалел о своем описании Экриссара, но при этом сильно сомневался в смысле решения Руари просоединиться к ним.
— Что скажешь, Йохан? — спросил он. — Можем ли мы, втроем, взять штурмом дом Элабона Экриссара, инквизитора, со всем тем, что там есть внутри, включая халфлинга и Лаг?
Йохан покачал головой. — Это не сработает никогда. Я не могу поменять мой фокус, если я утратил его. Я поклялся в моем сердце обрегать ее, и не сумел. Я думал, что на эльфийском рынке она увидит правду яснее, чем в таможне, вот почему я взял ее туда. Твои друзья — он выплюнул эти слова настолько саркастически, что, не боясь ошибиться, было ясно, что он имел в виду противоположное значение — ждали нас. Так что я пропал, навсегда.