— Не знаете, где дом Симона, рыбака?
— Мы и сами его ищем.
Мужчина кивнул:
— Если все ищут, найти будет легко. Но парнишка наш совсем устал. Мы идем от самой Каны. В городе нам сказали, что к ночи проповедник, наверно, вернется в дом Симона.
Даниил взглянул на ребенка и заметил — одна рука замотана и висит на перевязи.
— В руке-то все дело, — объяснила женщина. Оттянула тряпку в сторону, и юноши увидели покрасневшую, вспухшую рану. Мальчик бросил на них сердитый взгляд, снова прикрыл руку тряпицей, опустил глаза.
— Верблюд его укусил, — вздохнул мужчина. — Уже два месяца прошло, а все не заживает. Я шерсть пряду, и мальчишке тому же надо учиться, а как прясть с одной рукой?
— Мы только вчера об этом проповеднике услыхали, — перебила его женщина. — Но времени даром не теряли.
— А что, — удивился Даниил, — он еще и врач?
— Откуда ты такой взялся, что ничего не слыхал? Наш сосед вернулся из Капернаума и рассказал — в городе только о нем и толкуют. Он сам видел — проповедник исцелил хромого, тот двадцать лет на ногу припадал. А потом побежал — мальчишка, да и только. Если этот плотник сумел хромого исцелить — вылечит и нашего парня.
Даниил недоуменно взглянул на Иоиля, спросил шепотом:
— Ты об этом слышал?
— Да, говорят, — пожал плечами Иоиль. — Отец сказал… — он оборвал самого себя, и оба зашагали молча, что тут говорить — притащили такого малыша из самой Каны — и ради чего!
Внезапно до них докатилась волна отдаленных голосов. Вон там, в маленьком проулочке, у того дома.
Неясный квадратик света — дверной проход — полускрыт толпящимся народом. Люди заполнили комнату, те, кому не хватило места, сгрудились перед домом, во дворике, так что к двери и не пробраться. Сидят на корточках на земле, прислонились к воротам — чего-то ждут. Много больных. Одного даже принесли на грубо сколоченных носилках. Вокруг костыли, палки, у кого рука перевязана, у кого нога. Во дворе — глиняный очаг, оттуда остро попахивает дымком и жареной рыбой.
Юноши, стараясь не наступить на носилки, пробрались поближе к дому, и Даниил схватил за рукав прислонившегося к притолоке человека:
— Мир тебе.
— И тебе мир, — ответил тот. — Внутри больше места нет. Учитель выйдет, как только кончит есть.
— Я ищу одного его друга. Симона, кузнеца из Кетцы. Знаешь такого?
— Симон Зилот? Он там, в доме, — сунул голову в дверь, крикнул: — Симон, тут тебя спрашивают.
Стоящие у двери потеснились, в проходе появился кто-то широкоплечий, прищурился, вглядываясь в темноту.
— Эй, Симон! Это я, Даниил. Из Кетцы.
— Даниил! — Симон явно обрадовался. — Как хорошо, что ты меня нашел. Пойдем внутрь. Ты ел?
Они протиснулись в маленькую комнатку, душную, задымленную, до отказа набитую бородатыми, смуглыми мужчинами. От запаха свежеиспеченного хлеба и жареной в масле рыбы у Даниила закружилась голова. Он торопливо познакомил своих друзей.
— Поглядеть на тебя, так ты только что спустился с гор, — рассмеялся Симон. — Но сперва надо отвести вас к учителю. — Он схватил юношей за руки и потащил в дальний угол комнаты.
И вот Даниил лицом к лицу, глаза в глаза с плотником. Словно вокруг больше ничего нет — только теплый свет этих глаз, ласковое, дружеское приветствие и вместе с тем взгляд, проникающий в душу, тревожащий, требовательный.
— Как хорошо, что вы пришли, — произнес Иисус. Даниил не мог вымолвить в ответ ни слова. Ему на миг даже стало страшно. И только когда плотник отвел глаза, к юноше вернулась способность дышать.
Симон нашел для друзей местечко между парой крепко сложенных, пропахших рыбой и чесноком здоровяков. Кто-то усадил Иисуса на почетное место. Женщины, неслышно двигаясь среди мужчин, внесли большие деревянные блюда с хлебом, зеленью и мелкой жареной рыбешкой, поставили еду на циновку перед Иисусом. Он поднял глаза, улыбнулся:
— Верно, немало пришлось поработать, дочери мои, нелегко наготовить столько еды и всех накормить?
Женщины переглядывались, улыбались, румянец смущения пробивался сквозь загар. Иисус наклонился, взял с блюда кусок тонкой лепешки.
С противоположной стороны комнаты послышался голос:
— Учитель, никто не принес воды помыть руки. Разве в этом доме не соблюдают Закон?
Хозяйка дома тяжело вздохнула, в испуге прикрыла ладонью рот. С лица мгновенно исчезло выражение гордости и довольства.
— А надо было? — она умоляюще взглянула на плотника. — Я не думала, столько народу…
— Не расстраивайся, — мягко ответил Иисус.