– В глазах потемнело. Действительно, чай, – с трудом сохраняя самообладание, ответила я, присматриваясь к ужасной черной жиже, в которой, ко всему прочему, всплыла речная букашка.
– Так пей, если чай, – хмыкнула полупьяная Маринка. – И торт ешь. Вкуснотища, Оля сама стряпала.
Я оглянулась на Марка. Он ждал моих действий, ждал, что я сделаю дальше. Комната кружилась передо мной, во рту пересохло.
Он коснулся моей руки.
– Вижу тебе вовсе плохо. Давай подвезу до дома?
Я с недоверием покосилась на Марка.
– Благодарю, но я сама. На свежем воздухе станет легче.
Маринка придвинула к себе мою порцию чая и выдала:
– Тогда я за тебя чай выпью, чего добру пропадать.
Я подошла к Оле, поблагодарила за угощение и поспешила выйти на свежий воздух.
На улице меня стошнило. Голова кружилась так, что я не могла сделать шаг, повсюду чудилась черная вода. Она затапливала двор, колыхалась в лужах, хлюпала на зеленом газоне. Сознаться во всем Марку? Но, что, если он виновник моих страданий? Все началось после встречи с ним. Или, может быть, виновата я сама? В том, что я и есть зло, я и есть ведьма…
В эту ночь у меня пропал сон. Свет от месяца серебрился сквозь тонкие крылья штор, оставляя на полу узкие бледные полоски. Это сияние раздражало меня. Или я боялась уснуть. Сон перетекал в реальность и обратно. Я села у окна и смотрела, как кружит ветер лепестки цветущих яблонь. Когда соседний дом стали заливать розовые лучи рассвета, я улеглась в кровать и отключилась до позднего вечера.
Половина десятого утра, пустой, расхлябанный автобус, в мыслях туман, ничего не разобрать. К левому виску подкралась ноющая, изматывающая боль, она медленно нарастала, становясь невыносимой. Я сняла наушники, и мелодии песен заменил монотонный гул мотора. Моросил дождик, и вода мелкими капиллярами растекалась по пыльному стеклу, оставляя за собой прозрачные дорожки. В воображении я нарисовала эти струйки черными, похожими на темную кровь. Зачем?
Что хотела мне сказать Дарья Степановна? Почему не поговорила с папой, пока он был жив? Да, вопросов у меня больше, чем ответов на них.
Я постучала в дверь, обитую бордовым дерматином, единственную на площадке без номера. За ней раздался топот ног, шорох, и через несколько секунд мне открыла молодая девушка в махровом халате горчичного цвета. Ее глаза и щеки покраснели от слез.
– Вам кого? – тихим голосом спросила она, теребя в руках пояс от халата.
– А… Дарья Степановна здесь живет? – вопросом на вопрос ответила я, испытывая чрезвычайную неловкость от того, что пришла в неподходящий момент.
– Жила, – всхлипнула девушка и провела ладонью по лицу, вытирая выступившие слезы. – Убили маму.
– Как убили? – я заморгала, пол под ногами будто дрогнул. Что могло произойти за вчерашний день?
– Она возвращалась домой поздним вечером, а ее… ножом в спину… – дочь Дарьи Степановны разрыдалась. – Сначала в больницу увезли, я приехала тут же, но мамочка уже умирала. А вы… случаем не Нелли?
– Да. Дарья Степановна рассказывала обо мне?
– Она просила передать вам кое-что. Я сейчас принесу, подождите.
Через пять минут девушка вернулась, держа на ладони небольшую картонную коробочку.
– Вот… Я положила в нее записку. Писала со слов мамы, но, думаю, она просто бредила перед смертью. Не берите в голову. Мама и при жизни была чудной. Она хотела досказать что-то еще, но умерла.
– Примите мои соболезнования… – я с сочувствием взглянула на девушку, ощущая, как мне становится не по себе от ее горя. – Спасибо, что помогли мне.
– Не стоит благодарности, – тяжело вздохнула она в ответ. – Я всего лишь выполнила мамину последнюю волю. До свидания, Нелли.
Дверь закрылась, а я открыла коробку и извлекла записку, лежащую поверх бархатного мешочка. Крупным разборчивым почерком в ней было написано следующее:
«Старая ведьма готовит медный обряд. Берегись черных часов».
Обратная дорога казалась бесконечной: автобус собрал почти все пробки в городе. Борис Глебович назначал зачет на двенадцать, и надежда на то, что я успею, гасла на каждом красном светофоре.
Я начала нервничать и, чтобы как-то отвлечься, открыла коробку и достала бархатный мешочек. В нем лежали карманные часы на цепочке, выполненные, скорее всего, из меди или бронзы. Крышку украшали искусно вырезанные завитки, выполненные рукой талантливого мастера. Под крышкой скрывался белый циферблат с черными римскими цифрами. На торцевой поверхности корпуса часов виднелось колесико, предназначенное для их заведения. Я попыталась его покрутить, но часовой механизм никак не срабатывал, стрелки так и оставались на месте.