– Нет. А в чем дело?
Борис Глебович сделал несколько шагов до окна и обратно, словно решая, изложить мне свои размышления или промолчать, но вскоре тень колебаний пропала с его лица. Он подошел к экзаменационному столу, сел в кресло и сказал:
– Когда-то я держал в руках подобную вещь. Это было очень давно. А про циферблат я узнавал не просто так. Дело в том, что у тех часов, что мне встречались, он был черного цвета, а цифры на нем – желтого. А вот корпус… Узор оригинален, принадлежит одному и тому же мастеру или… роду мастеров. В круге, оплетенном цветами, изображен символ времени, вот здесь, видите? – профессор показал на тонкую вертикальную молнию. – Никогда не думал, что мне суждено еще раз увидеть эту символику.
– Но, часы я получила в таком виде, в каком они сейчас. Только завести я их не смогла, к сожалению.
– Если они те самые, вы их не заведете, – нахмурился Борис Глебович, я заметила, что он с трудом подбирает слова, чтобы его не сочли сумасшедшим. Как мне это знакомо.
– Кто вам передал их? – спросил он.
– Мамина коллега по работе. Моя мама пропала много лет назад, я была совсем маленькой. Дарья отыскала меня, чтобы рассказать о кое-чем важном…
– Да, я слышал про вашу маму. Громкая история. Поверьте, в то время вам сопереживал весь город. А что за коллега? Я бы хотел переговорить с ней. Поймите меня правильно. Профессор наклонился над столом и прошептал: – Эти часы могут быть очень опасны.
– Мне бы самой хотелось переговорить с ней, – тоже шепотом ответила я. – Но вчера ночью ее убили.
В глазах моего собеседника промелькнул ужас. Он оглянулся на дверь и сказал:
– Я расскажу вам историю, произошедшую со мной почти двадцать лет назад. Я не хочу вас пугать, но и не хочу, чтобы вы оставались в неведении. Коли уж заикнулся о часах, то должен объяснить, почему нахожу их опасными, верно?
Я кивнула и поспешила успокоить профессора:
– В моей жизни происходило слишком много странных вещей. Вы можете доверять мне. Весь разговор останется между нами.
– Что ж, превосходно. Тогда выслушайте мою историю и постарайтесь поверить в ее реальность, – откашлявшись, Борис Глебович продолжил. – Я получил докторскую степень ровно двадцать лет назад. Тогда же и поступило предложение работать в вологодском университете. А до этой поры я числился в составе крупной археологической группы, путешествовал по миру, участвовал в международных исследованиях, писал научные труды о наших находках. Команда у нас была, на удивление, очень дружной и сплоченной, состав ее не менялся с самого начала. Мы с ребятами проходили через огонь и воду, через пески и тундру. Мы успели сделать очень много открытий, но годы шли, незаметно подкралась старость. Силы уже были не те. Тогда, каждый из нас стал искать другие занятия, близкие к археологии и истории. Меня пригласили работать на кафедру, несколько моих соратников с головой ушли в научную деятельность, а Олежка Соловьев, с которым, на тот момент, я наиболее тесно общался, решил заняться созданием собственной антикварной коллекции.
Как-то раз он собрался в Златоуст за набором стальных ножей со штихельной резьбой, и попросил меня присмотреть денек другой за квартирой. Я с радостью вызвался помочь. Олежка весь светился, когда уезжал, хвалился передо мной новым экспонатом: часами, похожими на те, что хранятся у вас. За медной крышкой корпуса скрывался черный циферблат с ярко-желтыми цифрами.
– Зачем тебе они? – удивлялся я. – Ты же не коллекционировал часы!
– Неправда, мой профиль – резьба по металлу, а не конкретные вещи. Ты только взгляни на них! Безукоризненный рисунок! Ручная работа, – парировал Олег. – И достались они мне чудесным образом. Я проводил экскурсию для одной дамы, и она, заинтересовавшись коллекцией, предложила добавить в нее эти часы. Они достались ей от отца, потомственного белого офицера.
– Что ж, резьба действительно выдает руку талантливого человека, – признал я.
– Знаешь, что еще более поражает? – воскликнул мой товарищ. – Часы выполнены из чистой меди, без примеси бронзы.
– Такое редко встретишь, – согласился я. – Поздравляю тебя с новым приобретением. А за музей свой не переживай, пригляжу за ним. Хорошей дороги тебе, Олежка.
Ночью я долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок. В чужом доме всегда тяжело засыпаю. Только задремал – слышу тихий всплеск. Ну, думаю, кран плохо закрыл. Я поплелся в ванную, но, проходя мимо комнаты, где находилась коллекция, замер, как околдованный. На полу как будто маленький пруд раскинулся: блестела вода при свете уличного фонаря, рябь по ней бежала, словно от ветра, и плеск-то отсюда раздавался. Запах, помню, странный был, так пахнет застоявшаяся вода в болоте, с примесью гнили и травы. «Ну, все, – мелькнуло в мыслях, – затопило дом». Я включил свет, и тут все исчезло. Прошелся, осмотрел комнату еще раз. Надо же такому привидеться!