– Мама здесь, скоро и Женя будет здесь! – сказала она. – Он просто пошел погулять с дядей, но он скоро вернется!
Она не сомневалась, что ребенок у Швецова – сердцем чувствовала. Это, с одной стороны, успокаивало – по крайней мере, она знала, кого искать, но что он хочет, что он задумал?! А главное – неизвестно, где он сейчас. Она надеялась, что Олег остановился у одного из своих старых знакомых, но те из них, чьи телефоны остались в записной книжке Альбины, о Швецове не слышали с момента его ареста. Не похоже, чтобы лгали.
– Если он что-нибудь сделает, я своими руками его убью, клянусь! – сказала она тихо.
Акентьева в ужасе качала головой – глаза у Альбины стали совсем безумными.
– Успокойся, – просила она, – ну что он может сделать, он же не сумасшедший! Заплатим, если надо. Не бойся, все будет хорошо!
Хотела бы Альбина в это верить.
Из милиции она вернулась растерянной – у нее отказались принять заявление.
– Они говорят, – объясняла она Акентьевой, переживавшей не меньше ее самой, – что нет причин! Что это наши семейные дела… Говорят, что я должна ждать сколько-то там дней, и если за это время муж не согласится встретиться… Я ничего не понимаю!
Акентьева кивала – так и должно быть по логике вещей.
– Нужно позвонить Андрею Всеволодовичу! – сказала она. – Володя вернется сегодня и с ним поговорит – боюсь, меня он слушать не будет.
Андрей Всеволодович был крупной шишкой в городском ГУВД и старым знакомым Акентьева-старшего. Большой поклонник его спектаклей. К несчастью, Акентьев отбыл на дачу в Комарово – послед-ние приготовления перед долгой зимой, когда на дачу выезжали только изредка.
Вернуться должен был наутро. Почти всю ночь Альбина не могла сомкнуть глаз. Лежала и смотрела в темноту. Ждала. Ждала, когда вернется Владимир Акентьев, ждала звонка от Олега. Хоть что-нибудь… Мучительнее всего была неизвестность. Вставала, подходила к окну и смотрела на освещенную улицу. Где-то там ее мальчик, он думает о ней, сердце сжималось. Она готова была выбежать на улицу и обыскивать двор за двором.
Наутро раздался звонок в дверь. Акентьева не успела выбраться в коридор со своим ревматизмом – она тоже плохо спала, Альбина слышала, как она вздыхает, шаркая по коридору.
Альбина была уже у дверей. Звонок повторился, ее руки судорожно срывали все эти цепочки, засовы… Она не заглянула в глазок, прежде чем открыть.
Переплет поймал распахнувшуюся дверь. Альбина застыла, глядя на него, улыбающегося. В неярком свете на лестничной площадке лицо его было странно бледным. Он сделал шаг навстречу, взял ее за плечи и мягко отстранил, чтобы войти.
– Здравствуй! – сказал он просто.
Голос у него стал другим, отметила она про себя. Стал он сладок, как малиновый звон. А лицо, лицо было прекрасно как ангельский лик. Никогда еще Альбина не видела таких лиц… Она почувствовала, как сердце наполняет истома.
– Сашенька! – Акентьева заковыляла к нему навстречу, забыв о своих ревматизмах – радикулитах. – Как же так, почему ты не написал?
– Письма долго идут, слишком долго. Я все равно бы их обогнал, – сказал он, прижимая к себе мать, как показалось Альбине, без особого чувства. Акентьева прослезилась.
Альбина оставила их – освежиться после ночи. Взглянула на себя в зеркало – лицо измученное и удивленное. «Что с тобой?! – спрашивала себя, споласкивая лицо холодной водой. – Приди в себя, ради всего святого – ради детей!»
Не получалось.
Альбина чувствовала, что она околдована, даже пропажа ребенка не так ее тревожила. «Что с тобой?!» – спрашивала она себя. Где все те слова, что она хотела бросить ему в лицо еще тогда, когда мыкалась, пытаясь найти работу и везде получая отказы. Она, правда, не была уже уверена, что по его вине… И вообще, какая разница – даже если и так! Она вдруг поняла, что ей, в самом деле, это безразлично. Словно это был другой человек. Прекрасный человек. Она засуетилась, нужно было подкраситься… Нет, наваждение отпускало понемногу – пока она не видела его. Но стоило вернуться к Саше – он уже устроился в гостиной, осматриваясь со спокойствием буддийского монаха, – и снова Альбина почувствовала, как накатывает какая-то странная истома, только от одного его голоса. «Что там с ним сделала Сибирь?» – подумала она, не веря своим чувствам. В памяти какие-то легенды…
Пили чай. Альбина смотрела на него – первое впечатление не было обманчивым, ей не показалось, он и в самом деле сильно изменился. Никаких человеческих страстей не отражалось на его челе. Небожитель! И сообщение о похищении ребенка он выслушал с поистине олимпийским спокойствием.
– Я думаю, мы его найдем сами… – сказал он спокойно. – Ни к чему привлекать милицию.
– Да как же так, Сашенька?! – всплеснула руками мать. – Мы даже не знаем, где он сейчас находится! Где ты искать его будешь? И потом, эти люди… Они ведь могут быть опасны!
– Я найду, – пообещал Акентьев и встал.
И Альбина, которая слушала его завороженно, закивала. Она поверила. Она готова была подождать. Режиссер все равно задерживался. Пусть Саша поищет, он найдет. Она вернулась в свою комнату, села у окна и смотрела на собственное отражение в стекле. Улыбалась своим мыслям. «Что с тобой?!» – кричал внутренний голос. «Я просто схожу с ума, вот и все, – отвечала она. – Но до чего же это чудесно, оказывается…» Почему она так ненавидела его?! Впрочем, неважно, теперь все в прошлом. Все!
– Что с тобой, Альбиночка? – спросила Акентьева, заходя к ней, и ласково прикоснулась к ее плечу. – Вот не надо было такой крепкий чай сейчас-то пить, лучше приляг и отдохни хотя бы немного. Хочешь, я тебе принесу снотворного?
Альбина взглянула на нее с улыбкой, которая заставила Акентьеву горестно покачать головой.
– Девочка моя,…– пробормотала она.
От снотворного Альбина отказалась, попросила только присмотреть за Сашей. Света сегодня не приходила – после всего, что случилось, и речи не могло быть ни о каких прогулках. Альбина осталась наедине со своими мыслями. Впрочем, мыслей было немного. Было какое-то странное ощущение пустоты и радости. Светлое странное чувство, которое пробудил в ней Александр. Только теперь она стала понимать, что последние годы испытывала чудовищное, нечеловеческое напряжение. А теперь все куда-то отступило, стоило появиться ему. И она была так благодарна за это. Скорее бы он вернулся. Мысли о сыне мешались с образом Александра. Что за колдовство? Неужели, и правда, все это время она подсознательно желала этой встречи? Она пыталась мыслить рационально, но уже понимала, что проигрывает – разум отступил, остались одни чувства. Чувства, над которыми она была не властна. И как же сладко было это поражение!
После сибирского городка с его горсткой никчемных обитателей, их простыми эмоциями, было непросто снова приспособиться к шумному городу. Для него шумному вдвойне, ибо Александр Акентьев научился многому за время жизни вдали от него. В своих поисках Переплет руководствовался чутьем, в шуме города он ловил тонкие, никому не различимые эманации страха, ненависти, любви…
По пути сделали небольшой крюк – черная машина с затененными стеклами проползла мимо здания на канале, где когда-то странный человечек с прозрачными тонкими пальцами принимал от него книги. Там было пусто, Переплет чувствовал это. Проехал мимо переплетной мастерской, в которой теперь было кафе. Машину вела Ангелина, которая время от времени бросала на него вопросительные взгляды. Эта прогулка по местам боевой славы вызывала у нее недоумение.
Акентьев подумал, что она права – к чему эти сантименты! Он прикрыл глаза рукой и сосредоточился. Он знал, что сможет найти мальчика в шуме города, в его водовороте – обещание, данное им Альбине, не было пустыми словами.
Автомобильные гудки, рекламы, запах бензина, губная помада с блестками. Уличный торговец расплачивается со своей «крышей», смятые купюры, татуировка на руке… Окна, окна, окна. Акентьев скользил по ним взглядом, но интуиция подсказывала, что искать нужно не там. Мальчик был на территории города, но одновременно вне мира живых… Что бы это значило?!