– Проблема переходного периода, Альбина Марленовна, – продолжил Яков Павлович, – заключается в том, что живем мы по новым правилам, а законы у нас еще советские!
– Но ведь… ведь другим все это сходит с рук! – сказала Альбина.
– Кое-кому и убийства сходят с рук! – Адвокаты, как и врачи, бывают безжалостны. – К сожалению, вашему супругу не повезло.
Переплет чувствовал себя немного странно. Он решил судьбу человека одним движением… даже не руки, а мысли. Рука только подняла телефонную трубку и набрала номер. «Вот она, сладость власти, наслаждайся ею, – шептал внутренний голос, – пока есть время!»
Все оказалось очень просто. Так просто, что поневоле приходила мысль, что и с ним в свою очередь могли бы разделаться подобным образом – но у него были защитники по обе стороны бытия.
Он стоял у гранитного парапета, внизу темнела невская вода, в лучах заходящего солнца были видны нити водорослей возле самого берега. На другом берегу призывно золотился купол Исаакия. Переплету казалось, что чувства его приобрели новое качество, что он различает вещи, недоступные остальным. Вода в Неве не просто текла, она струилась, подобно крови в сосудах города, он прислушивался к ее шуму и угадывал за ним биение сердца – где-то там, глубоко. В бездне.
Жаль, нельзя уничтожить следы своего вмешательства. Нельзя убить всех, кто, так или иначе, оказался причастен к его преступлению. Впрочем, преступлению ли?! Разве не преступление отдать любимую женщину человеку нелепому, смешному, который рано или поздно все равно бы оступился.
«Тем и отличаются сильные мира сего, – подумал Переплет, закуривая на ветру, – они сами устанавливают правила и законы». И он заставит их жить по своим законам – Альбину, Олега, Дину с ее отродьем, всех… Только сейчас он по-настоящему почувствовал – что значит власть. Да, ради этого стоило пойти на все. Даже душу дьяволу продать!
Пришлось спрятать пламя в кулак, оно лизнуло кожу, но он не отдернул руку. Боль возвратила его к реальности – иначе он, наверное, так и простоял бы здесь, размышляя. А это было чревато простудой – ветер крепчал. Ветер прогнал с реки птиц. Александру почудилось в бешено несущихся над городом облаках чье-то ухмыляющееся лицо. И снова мелькнуло вдруг перед глазами видение – уже почти забытое им за чередой дней. Горящее судно. Оно возникло на мгновение перед его внутренним взором. Только на мгновение, но теперь он успел разглядеть его лучше – это была небольшая яхта, и ее единственная мачта клонилась к воде.
«Перенапрягся», – подумал он и, швырнув окурок в воду, поспешил к машине.
На этот раз он обошелся без предварительных звонков. Ситуация позволяла забыть о церемониях. Да и предлог был более чем благовидный.
Альбина открыла дверь не сразу. Очевидно, в такой момент ей никого не хотелось видеть, но Переплет знал, что она дома – свет горел в ее окнах, и он не собирался отступать.
Только на мгновение, когда он увидел ее лицо, сердце его дрогнуло. Последние сутки она провела без сна. Оставалась дома – ателье в настоящий момент не работало. Акентьев заверил ее с порога, что сделает все, чтобы арест Олега не отразился на делах.
– Проходи! – тихо сказала Альбина.
Она двигалась, как во сне. Сказывалась усталость и нервное напряжение. Акентьев повесил шляпу на вешалку и, остановившись у зеркала, пригладил волосы. Все было на месте – отражение и тень за спиной. Никаких инфернальных штучек. Он обычный человек, который борется за свое счастье.
– Ты знаешь, что папа умер? – спросила она, все так же тихо.
– Как умер?! – не понял Переплет.
– Мина, – сказала она, указывая куда-то в глубь квартиры, где, очевидно, лежала похоронка. – Машина взорвалась на мине.
Они ехали по дороге, дорога считалась безопасной. В «уазике» с Марленом Вихоревым было еще два человека, они тоже погибли.
Переплет выругался про себя. Марлен очень некстати подгадал со своей героической гибелью. Альбина уже повесила снимок отца в кухне – там он был еще молодой и подтянутый. Акентьев хорошо помнил Вихорева по последней встрече в ресторане – с годами тот обзавелся небольшим брюшком. Он не понимал, зачем это нужно – бередить рану. Разве она станет меньше любить его, помнить о нем, если перед глазами не будет маячить эта фотокарточка? Но Альбина, видимо, считала иначе.
– Когда привезут тело? – спросил Переплет.
– Не знаю… – она разливала чай. – Они не сообщали еще. Наверное, это закрытая информация.
Он не знал, что сказать. Все будет выглядеть фальшиво. Его родители живы и здоровы. Оба. Альбина встала у окна. Акентьев поднялся и подошел к ней. Так близко, что услышал ее дыхание. Это волновало, он ощутил возбуждение сродни тому, что испытывает кошка, когда слышит, как в нескольких сантиметрах от нее, за стеной, бьется мышиное сердечко.
Прикоснулся к ее щеке. Ласково, насколько мог.
– Саша, не надо… – она попыталась обратить все в шутку, уже чувствуя, что Переплет настроен серьезно.
– Я помогу тебе! – он шептал, все громче и громче. – Ты и я. Мы должны быть вместе, Альбина. Должны спасти друг друга. Неужели ты не понимаешь…
Он обхватил ее за плечи, развернул к себе. Альбина вскрикнула.
– Оставь меня, ради бога!
– Я не могу, пойми! Я не могу!
Попытался поцеловать ее в губы.
– Саша, убери руки! Прекрати! – Она оттолкнула его. – Саша, прошу, отстань!
– Альбина, Альбина.…– Переплет не сдавался, зная хорошо по собственному опыту, что иногда достаточно сломить это первое сопротивление.
Альбина продолжала отталкивать его. Переплет прижал ее к столу, втиснул колено между сведенных ног. Она вскрикнула от боли и попыталась вцепиться ему в лицо. Акентьев перехватил ее руки в запястьях и сжал, словно клещами. Казалось, вот-вот хрустнут кости. Альбина испустила дикий вопль. Переплет опешил и поспешил зажать ей рот ладонью. Так и застыл, держа ее руки и рот. Сцена становилась комичной. Чашка слетела на пол и разбилась. Альбина не то всхлипнула, не то хихикнула.
– Успокойся! – Акентьев хотел убрать руку, но Альбина вцепилась в нее зубами. – Черт! Мать твою! Что ты делаешь!