А жаль, новоиспеченному мужу так хотелось опрокинуть стакан-другой настоящего шотландского вискаря в честь венчания – когда-то ещё можно будет почувствовать себя султаном-многоженцем!
В порыве страсти Полещук всем телом прижался к своей новоиспечённой жене и горячо зашептал ей на ухо:
– Дорогая, а тебе известно, что у индусов существует такое поверье, что смертью мужа боги наказывают жену за её грехи. Поэтому она должна последовать за мужем на погребальный костёр. Этот обычай называется сати, что в переводе с санскрита означает «вечная жена»… Неужели ты об этом не знала, моя милая затейница, когда устраивала наше бракосочетание?
– Мой дорогой, я впервые слышу об этом! Ты находишься в Непале меньше, чем я, а вместе с тем тебе, оказывается, известны такие сенсационные подробности индуистских традиций, как же так?!
– Не забывай, дорогая, что я – атташе по культуре, поэтому изучение традиций индуизма входит в круг моих служебных обязанностей…
Что же касается сожжения жён, то существует два вида сати – «сахамарана» (смерть вдвоём) и «анумарана» (смерть в одиночку).
В первом случае вдова сжигает себя вместе с трупом супруга, во втором – женщину, предварительно накачав наркотиками, сжигают добрые родственники после кремации усопшего. Если же она попытается выскочить из огня, то несчастную оглушают дубинкой… Скажи, ты какой вид сати предпочитаешь?
– После всего услышанного я предпочла бы умереть раньше тебя… А до этого обязуюсь беречь тебя, как зеницу ока. Теперь, насколько я понимаю, это входит в круг моих супружеских обязанностей, не так ли, дорогой?
– Это мне подходит! – весело ответил разведчик, польщённый понятливостью своей подруги-жены.
Выйдя из храма, Полещук первым делом открыл конверт.
Мама моя родная, держите меня семеро! – внутри находилось исполненное на английском языке свидетельство о браке, куда были вписаны истинные анкетные данные разведчика – вопиющая наглость жреца!
Полещук ещё раздумывал, что ему предпринять – вернуться в этот брезентовый храм-шапито и демонстративно швырнуть конверт в жертвенный огонь или устроить этому взяточнику-священнику допрос с пристрастием, – как вдруг услышал характерный щелчок замка сумочки, которую Сэлли держала в руках, – там исчез второй экземпляр свидетельства о браке.
Взгляды молодожёнов встретились. В глазах американки полыхал огонь триумфа – игра сделана, теперь ты – мой муж!
Двоеженец понял, кем инициировано письменное оформление их тайных супружеских отношений.
«Но зачем она это сделала? – спрашивал себя Полещук. – Неужели эта великовозрастная дурёха надеется таким способом навсегда привязать меня к себе?! Если это так, то она – святая простота! А если… Нет-нет, без всяких “а если”! Ясно как божий день: девочка влюбилась в меня по уши и начала чудить… Ладно, сейчас мы всё разложим по полочкам!»
Заорав во всю глотку: «Такси!!» – Полещук так резко схватил Сэлли за руку, что та от неожиданности вскрикнула:
– О нет, Леон!
«Ничего, девочка! – подумал разведчик, волоча женщину к проезжей части дороги. – Сейчас ты у меня быстро усвоишь разницу между мною и этими безобидными побирушками в лохмотьях, которые нас окружают… Я тебе не индус, не сын оборванца Махатмы Ганди, я – советский разведчик! Сейчас мы тебя быстро расколем, кто тебя надоумил на выписку свидетельства о браке, да ещё и в двух экземплярах!»
Расколоть Грэйвс не удалось даже после второй бутылки виски. Сам же брачный аферист напился так, что, проснувшись поутру в роскошном номере делийского «Хилтона», долго не мог сообразить, где находится и что это за женщина, которая обнажённой лежит рядом…
В голове с грохотом перекатывались бильярдные шары похмелья, настроение встречаться с «Шахом» пропало напрочь, и Полещук не нашёл ничего лучшего, как отказаться от намеченной явки и продолжить возлияния по случаю бракосочетания в каком-нибудь приличном кабаке.
Тем более что Сэлли выразила готовность оплатить все прихоти своего новоиспеченного мужа:
– Ты такой забавный, Леон, когда выпьешь! Ты произносишь удивительные слова. Комплименты, которых мне никогда и ни от кого не доводилось слышать… Вообще я заметила, что все славяне отличаются утонченностью, естественностью, даже самые несчастные из них незаурядны.
Полещук хотел было спросить, где и когда Сэлли успела пообщаться со славянами, чтобы так глубоко познать их психологию, но в постпохмельном бессилии не в силах был пошевелить языком…