Наставница вела меня под руку, и я надеялась, что она не чувствует моей дрожи.
— Ангел мой, — услышала я голос Селима.
Приподняла ладонь, желая коснуться его. Но вместо объятий он подхватил меня на руки и уложил на что-то мягкое, напоминающее небольшие подушки. Когда шаги наставницы стихли, я попросила:
— Сними с меня повязку, Селим. Я хочу видеть тебя.
— Потерпи, мой ангел, — ответил он, нежно гладя меня по щеке.
Во мне боролись два чувства: страх оказаться беспомощной и лишающее здравомыслия влечение. Я не понимала, какое из них было сильнее. Стоило ли мне так легкомысленно вверять себя другому человеку? Буду ли я жалеть, если оттолкну его сейчас?
Пока я замерла в нерешительности, Селим, покрывая мою шею поцелуями, потянул завязки моего халата, распахивая его и осторожно снимая. Я лежала перед ним беззащитная и нагая и даже не видела его лица.
— Не бойся, моя Мелек, — прошептал он, проводя пальцем по моим губам.
После его прикосновения на них осталось что-то тягучее. Я коснулась губ языком и ощутила вкус сладкого и ароматного мёда.
— Оставь и мне немного, — сказал Селим, целуя меня в губы и деля на двоих эту медовую сладость.
Дрожащими руками я обхватила его за плечи, притягивая ближе. Я не видела его, но чувствовала. Селим был без рубашки. Его мускулистая грудь коснулась моей, мягкой и одновременно напряжённой, с набухшими от возбуждения сосками. Я вздрогнула, едва сдерживая стон.
Селим отстранился, оставляя меня лежать на подушках. Мне хотелось потребовать, приказать ему вернуться. И когда я уже собиралась это сделать, тягучая капля мёда упала на мою грудь. Потом ещё одна. Вслед за ними кожи коснулось что-то твёрдое и ребристое, похожее на пест, с помощью которого десерты поливают мёдом.
Он скользнул вниз, к соску, растирая вокруг него тягучий нектар и заставляя меня дрожать. Медленно двигаясь по кругу, он задевал набухший сосок снова и снова. Удовольствие, граничащее с болью. Такого мне не приходилось ощущать прежде.
Когда я уже собиралась просить пощады, вместо холодного и твёрдого песта, моей груди коснулся горячий язык Селима. Я выгнулась ему навстречу, запуская пальцы в его жёсткие волосы, хватаясь так, будто боялась, что он оставит меня, нагую и беззащитную, одну в этой купальне. Исчезнет.
— О ангел, — выдохнул он, скользя рукой к моему пульсирующему клитору.
Я двинулась бёдрами ему навстречу, раскрывая ноги.
Губы Селима оставили мою грудь и спустились ниже, покрывая поцелуями дрожащий от желания живот, приближаясь к лобку. Я замерла, не веря, что он пойдёт на это.
Да, он накрыл губами клитор, и я содрогнулась, испытывая невиданное прежде волнение. Его язык начал двигаться, и я стонала и изгибалась ему в такт, не в силах оставаться на месте. Перед завязанным глазами вспыхивали и гасли звёзды. Но мне было мало. Я хотела большего.
— Не так, — взмолилась, отводя бёдра назад. — Хочу тебя, — выдохнула в отчаянии.
— А я тебя, мой ангел, — прошептал он в ответ. Горячий и твёрдый, он упёрся в требующий ласки вход.
Селим толкнулся вперёд, и внизу всё сладостно сжалось.
— Да, — простонала, обхватывая его ногами и стягивая с глаз повязку.
Наши взгляды встретились. В глазах Селима полыхала страсть.
Его поначалу медленные движения, плавящие моё тело, распаляющие его и превращающие в податливый пластилин, стали резче и глубже. Я цеплялась за его плечи руками, кусала их и стонала. Мой бесстыдный, полный страсти и желания голос отдавался от стен купальни. С каждым толчком, в моём теле нарастала лёгкость.
Селим вжал меня в подушки. Несколько глубоких и резких движений — моё тело свела сладкая судорога. Звёздное небо над нами дрогнуло и погасло.
Я потеряла сознание.
Темнота сменилась ярким светом, не дневным, а искусственным. Рядом — чьи-то голоса, подо мной — холодный кафельный пол.
Мне было страшно открывать глаза. Я сделала глубокий вдох и, щурясь, посмотрела вверх, на ряды электрических ламп. Осознание, что моё видение закончилось, оставило в душе пустоту и горечь. Я закрыла глаза, не желая смотреть на однотонные и скучные стены спа-центра, в который пришла с Жанкой.
— Не притворяйся, подруга, — сказала она. — Я видела, что ты очнулась.
Едва сдерживая слёзы, я взглянула на её обеспокоенное лицо.
— О, — воскликнула она, — и этот в себя пришёл. Хорошо ты его приложила. Что ж ты сигаешь в бассейн не глядя?
Я подскочила, чтобы посмотреть на «этого», и ахнула. На кафеле рядом со мной лежал падишах. Ну, или почти падишах… Потому что вряд ли во дворце носили современные нейлоновые плавки. Я склонилась, всматриваясь в удивлённое лицо мужчины.
— Точно ангел, — сказал он, качая головой. — Ты когда летела ко мне, у меня чуть сердце от радости остановилось.
Они даже разговаривали похоже.
— Кто вы? — спросила, надеясь услышать знакомое имя.
— Селим, — ответил он. — На нашем языке это означает…
— Хранимый небесами, — закончила за него.
— Именно, — подтвердил пострадавший от моего прыжка. — У меня дома есть свежайшая пахлава, — сказал он неожиданно. — Недавно привёз из Турции. Я хочу угостить тебя, о прекрасный ангел.
Я замерла, понимая, что надо бы отказаться. Я больше не во дворце и это вовсе не падишах. Но от воспоминаний о страсти, которую я испытывала в видении, низ живота сладостно свело.
Может, права была Жанка, когда говорила, что не стоит бояться собственной тени? Хотя бы разок можно открыться жизни и позволить счастью случиться со мной. Безопасных отношений с мужчинами, к которым я не испытывала ничего, кроме уважения, у меня в жизни было предостаточно. А таких, когда от одной только мысли о человеке течёшь патокой, не было ни разу.
— А пахлава точно свежая? — спросила, поднимаясь с кафеля.
— Совершенно точно, — ответил Селим и вскоре доказал это.
Я прикусила пропитанную мёдом пахлаву. Губы Селима накрыли мои, отнимая у меня часть угощения, деля эту сладость на двоих и вновь пробуждая в моём теле огонь желания.
Эпилог
Каждый находит счастье по-своему.
Кто-то подкидывает трусы, кто-то любуется прессом, а я буквально свалилась своему на голову, вскружила её прямо в полёте и продолжаю кружить по сей день.