— Мне кажется, вы слишком давите на Лизу. У неё боязнь публичных выступлений… Боязнь ошибиться… Она тонкая, творческая девочка, думаю, вам следует быть с ней мягче.
— Мягче? Я мягок с ней… Порой даже слишком… мне Кажется, Елена Павловна, что в Этом проблема Лизы.
— Чем занимается Лиза вне школы?
— Ходит на подготовительные курсы. Она решила, что хочет быть архитектором.
— И что в этом плохого?
— Ничего. Но учиться в России она не будет… она это знает, но ходит.
— Еще?
— Она танцует… много лет… занимается в одной студии с Егором.
— И ей нравится?
— Наверное, она не жаловалась.
— А когда Лиза последний раз жаловалась?
— Что, простите?
— Когда Лиза последний раз жаловалась на что-либо или кого-либо?
— Не помню… послушайте, сейчас с Лизой все нормально? Я могу её забрать домой? Я ограничен во времени…
— Да, конечно, вы можете, последний вопрос.
— Да.
— Что вы думаете по поводу художественной деятельности Лизы, о её картинах… она талантливая девочка, вы не находите?
— Я нахожу, что рисовать грустную табуретку — глупая деятельность. Причем, занимающая массу времени.
— Но Лизе необходимо рисовать… девочке необходимо выплескивать свои эмоции.
— На грустную табуретку?
— Да, на грустную табуретку!
Ноги перекинула, злится…
— Не бывает грустных табуреток… До свидания.
— До свидания.
— Почему же не бывает? С одной я только что разговаривала, — вслед. Я не должен был этого слышать… Хм…
— Лиза, тебе нужен отдых? Прежде, чем попробовать снова?
— Снова?
— Да, Лиза, снова. Мы говорили. Нужно учиться контролировать свои эмоции.
— Нет, не нужен.
Через пару недель, ночью, в супермаркете.
— Елена Павловна?
В корзине молоко, хлеб, сыр… Российский…
— ?????
— Анатолий Дмитриевич, папа Лизы Евтушенко.
— О, простите, не узнала, неожиданно. Что вы здесь делаете?
— Продукты покупаю, а что тут еще можно делать?
— Лиза?..
— Нет, нет, Лиза… она все время занята учебой, Грустными Табуретками, но готовить научилась.
Отводит глаза… поняла, что слышал… хм…
— Вас подвезти?
— Нет, спасибо, тут рядом.
— Хорошо. До свидания.
Кидая пакеты с продуктами… на две недели должно хватить, по мелочи Олег подвезет Лизе.
Елена Павловна. Черное пальтишко, тоненькое, сильный ветер, кутается… во что там кутаться?..
— Садитесь.
— Нет… спасибо, тут рядом.
— Да садитесь же.
Сидит, ноги сведены, руки замком… морщинка на переносице, отчего-то хочется разгладить эту морщинку…
— Приехали.
Слишком быстро.
— Я провожу.
— Не надо, спасибо.
— Простите, я поставлю вас в неудобное положение…
— Что? Нет… нет… но спасибо, не надо. До свидания.
— До свидания, Елена… Павловна.
Вся моя жизнь — работа и Лиза.
Лиза и Работа.
В ней нет места напряженным в замке рукам…
Пальто — черное, тонкое… Морщинка.
У меня была одна женщина — моя жена. И… да, глупость какая вспоминать, что было до… один раз… или два. Уже не важно. В моей жизни одна женщина — моя жена.
Её нет пять лет… Пять лет.
Работа и Лиза.
Сведенные колени, юбка из супермаркета, поношенные туфли, красивое лицо…
Не молоденькая, морщинки у глаз, морщинка на переносице, о чем-то думает… о чем?..
Звоню.
— Вы?
— Я…
— Проходите.
— Что?
— Проходите, ведь зачем-то вы пришли. Проходите.
Прихожая маленькая, типовая квартира… трикотажная футболка, растянутая, теплые носки… удивленное лицо… красивое.
— Чай?
— Эм… да… спасибо…
— Так что вы тут делаете?
— Я… не знаю, простите, я пойду.
Маленький коридор, узенький, картины на стенах, прихожая… горячая рука на моем запястье.
Держу эту руку… Лицо. Красивое. Не молоденькая… морщинки у глаз… губы, она ела варенье, только что… Пахнет вареньем.
— Лена… я…
— Останься… сейчас.
На вкус, как варенье.
Глава 8
Проснувшись от отсутствия тепла рядом, от неяркой щелочки света в ванную комнату, которая граничила со спальней, мелком глянув на часы «три часа ночи», Андрей встал и машинально пошел на кухню. Снова. Снова. и Снова.
Он налил стакан воды, достал кубик льда с мятой, какое-то время смотрел, как кубик тает, а зеленые листики разворачиваются, выжал лимонный сок и зашел в ванную. Давно, уже давно он запретил ей закрывать дверь, после того случая… того…
Застав Лизин затылок над унитазом и содрогающееся тело, просто сел рядом, потом усадил маленькую к себе на колени.
— Уйди, от меня пахнет противно.
— Переживу.
— Уйди…
— Не-а. Выпей.
— Нет. Меня снова вырвет.
— Лиза, пусть тебя вырвет водой… что ли. Это лучше, чем так… Ты скажешь мне? — закалывая её волосы, протирая лицо водой…
— Что сказать? Это бывает. Ты знаешь.
— Знаю. Пойдем… — поднимая на руки, относя в постель, — давай поспи, у тебя долгий день.
Лиза, по привычке закинув ногу на Андрея, моментально засыпает.
Сколько же ты сидела там маленькая… скажешь… это бывает…
Действительно, это бывает. Первый раз Андрей столкнулся с такой реакций Лизиного организма на волнение, когда она, бледнея, пряча глаза и хватаясь за край стола, отказалась выходить за Андрея. «Это слишком серьезно». «Это очень страшно».
Приехать на другой конец страны, отказаться от лучшего образования, положив на это самое образование мегатонны сил, приехать к мужчине и отказаться выйти за него, потому что «это слишком серьезно»..
Тогда Андрей ухмыльнулся, что еще можно подумать, когда молоденькую девушку вырвало едва ли не на обувь Андрея после месяца совместной жизни. Оказалось, действительно, «Это бывает».
В тот же день, когда Андрей пообещал удовлетворять свою основную потребность, уже после обеда, когда Андрей так и не вышел к столу, так и не выпустил Лизу из своих рук, не веря себе, не веря в себя, Мария Степановна постучала в дверь и со словами «Тебе лучше выйти, Андрей, и Лизе тоже», разглаживая фартук, пошла вниз.
Действительно, было лучше. Во дворе стоял отец Лизы, стоял спокойно, не разговаривая ни с кем, отказавшись даже присесть, стоял, источая власть. Даже Роман Никодимович, привыкший управлять ни одной сотней народа, чувствовал себя неуютно под этим спокойным, властным взглядом. Лиза выскочила следом за Андреем, в его футболке, босиком, с взлохмаченной головой…
— Елизавета, оденься, сейчас же, — сказал отец Лизы. Это были первые слова, которые он произнес.
— Лизочка, избавь папу от подробностей, девочка, держи, — с улыбкой протянула пакет женщина, которая стала видна только сейчас, на фоне своего спутника она терялась. Хотя, бесспорно, была довольно приятной, даже красивой, с аккуратно уложенными волосами, в простом платье, настолько простом, что очевидна была его совсем непростая цена.
— Итак, думаю, нам надо познакомиться, раз уж так… получилось, — взмах рукой в строну двери, которая захлопнулась за спиной Лизы. — Я — Анатолий Дмитриевич, отец барышни, — со смешком, — которую вы только что имели удовольствие лицезреть в столь… кхм… красноречивом виде.
— Андрей, — протянул руку. Хотел было добавить «причина красноречивого вида», но промолчал.
Через десять минут знакомства напряженная тишина спала, однако властный голос и парализующий взгляд никуда не делался, позже стало ясно, что это неотъемлемая часть отца Лизы, как и безупречные стрелки на брюках, которые он носил в любую жару, как и отсутствие какой-либо яркой одежды в его гардеробе. Как и его спутница Елена, с её неизбежно мягкой улыбкой, глядя на которую Анатолий, а то и Толя, впоследствии, все же улыбался.