Она подарила свое сердце мужчине, который не оценил подарка. Перед ее глазами встало заплаканное, испуганное личико Чарли. При ней он старался держаться. Поэтому она обязана поступить с ним по справедливости. Несмотря на сложные отношения с матерью, она полюбила Чарли с первой же секунды, когда семь лет назад увидела его новорожденным. Теперь не время ни для вины, ни для горя, ни для сожалений. Пора действовать. Убедиться в том, что Чарли не пострадает от ошибок взрослых, как она в свое время.
Значит, хватит бегать. Она должна быть сильной ради этого невинного мальчика. И сейчас посмотрит в лицо человеку, которого она больше не хочет видеть.
За девять недель, что она пряталась, мир взорвался всевозможными домыслами о таинственном миллиардере Винченцо Кавалли, главе компании «Кавалли энтерпрайзис». Его называли акулой, которая отхватывала крупные куски в разных отраслях. Писали, что он борется с Леонардо Брунетти за пост главного управляющего БФИ, хотя никто не знал, почему. Его называли математическим гением, который заработал первый миллиард на фондовой бирже. Писали, что он безжалостен к врагам.
Ничего этого Алекс не знала, когда он предложил ей руку и сердце, а она ответила: «Да».
Она по-прежнему не понимала, как тот нежный, добрый, заботливый мужчина, с которым она познакомилась на Бали, мог так жестоко нападать на Брунетти. Она пряталась от него девять недель… А ведь ей придется умолять… Нет, она не будет ни о чем умолять. Она потребует, чтобы он пошел ей навстречу. Нельзя показывать слабость человеку, который не понимает, что такое семья.
- Миссис Кавалли?
- Не называйте меня так! - отрезала Алекс.
- Простите. Вы… сейчас не похожи на себя, - робко ответила секретарша в приемной. Похоже, могущественный Винченцо Кавалли запугивает всех.
Но только не ее.
- Да, это я. - Она расправила плечи.
- Может быть, позвать вам кого-нибудь из Брунетти? Они оба здесь, - предложила другая секретарша, оглядев Алекс с головы до ног.
- Нет, спасибо. - Как ни влиятельны Лео и Массимо, сейчас они не в силах ей помочь. Только дьявол, с которым она связала свою жизнь. - На первом этаже мне сказали, что мистер Кавалли занял этот этаж. Верно?
- Да. Он уже произвел много перемен…
- Он сейчас здесь? - перебила секретаршу Алекс.
- Да.
- Хорошо. Спасибо! Не нужно предупреждать его о моем приходе.
Секретарша кивнула; ее взгляд светился сочувствием.
Алекс отвернулась. Она уже упустила возможность развестись быстро и без шума. Теперь ей нужно выжать из своего брака все, что только можно. Винченцо это наверняка понравится, разве нет?
Но только на время, обещала она себе.
О чем бы они ни договорились с Винченцо, все продлится лишь до тех пор, пока он ей нужен. Потом она уйдет навсегда. Подальше от него. И от собственного наивного сердца и глупых надежд.
Винченцо гадал, не начались ли у него галлюцинации после долгой бессонницы. Может, он сходит с ума? Алессандры не было девять недель. Никто не знал, где она… Он стал вспыльчивым до крайности. Даже его сотрудники, проработавшие с ним больше десяти лет, старались обходить его стороной. Больнее всего ему было от той легкости, с какой Алессандра отделалась от их короткого брака…
И все же он не собирался сдаваться. Скрипнула дверь. Он рявкнул, чтобы его оставили в покое. Но лишился дара речи: на пороге стояла его жена. Она так стиснула кулак, что побелели костяшки пальцев, сжимающих ремень сумочки.
- Здравствуй, Винченцо, - сказала Алекс, и он наконец понял, что она - реальность.
Даже во сне ему мерещился ее тихий голос со странной смесью американского и итальянского акцентов. Во сне он обладал ею, а она шептала ему на ухо нежные слова.
При первых признаках неприятностей она сбежала. Вполне возможно, прямо в объятия своего бывшего.
Он смотрел на нее, и сердце готово было выскочить из груди. Как легко она пробуждает в нем желание! Но в ней что-то изменилось.
Новая Алессандра не была похожа на женщину, которая не скрывала боли, узнав, кто он такой. Она как будто держалась из последних сил. Ее можно было принять за бедную студентку, у которой не хватает времени и желания на что-либо, кроме учебы. Волосы спутаны, всегда золотистая кожа покрыта загаром, как будто она много дней трудилась на свежем воздухе.