Выбрать главу

Джорджи зевает и трет глаза.

— Я проснулась.

— По-видимому, — подразниваю я, постукивая по кончику ее маленького человеческого носа. — Давай, подкрепимся чем-нибудь прежде, чем продолжим путь.

Мы одеваемся, а потом садимся у тлеющего костра, чтобы съесть свою утреннюю еду. Вкус кааха ей до сих пор не нравится, поскольку она морщит нос от его пряного аромата. В последнее время мы готовим их с более мягкий вкусом, не раздражающим человеческие языки, но я, просто не подумав, прихватил их в тот момент, когда стащил каах из хранилища. Я отвлекся, поскольку мои мысли были заняты моей парой.

— К вечеру я поймаю тебе что-нибудь на ужин, — обещаю я ей, как только она делает большой глоток воды.

— Все нормально. Я уже начинаю к нему привыкать. Потихоньку.

— Ты плохая лгунишка, — подшучиваю я.

— Самая худшая, — морща свой носик, она улыбается. — Он не так уж плох, честно. Просто я чересчур преувеличиваю. Я никогда не любила острую пищу, даже человеческую еду, — и в подтверждении того, что она в порядке, она откусывает еще один большой кусок и запивает его большим количеством воды. — Ну, нам, наверное, пора уже идти?

Я киваю головой, потом убираюсь в пещере, навожу порядок в припасах и упаковываю вещи для следующего охотника, который придет сюда. Джорджи закутывается в свои одежды, а когда она надевает рукавицы, я натягиваю на ее красивое лицо капюшон ее плаща, а затем целую.

— Сегодня днем мы будем уже в твоей летающей пещере.

Джорджи делает глубокий вдох.

— Отлично. А Доминик? Та рыжеволосая человеческая девушка?

— Она гораздо ближе.

Я до сих пор не могу забыть то душераздирающее зрелище, как она, насмерть замерзшая, лежала в снегу, и как на какой-то момент мне вдруг показалось, что это Джорджи. Как мое сердце заколотилось от паники. От одного только воспоминания об этом мне становится не по себе, и я притягиваю ее к себе. «Как же мне хочется, чтобы сегодняшний день прошел для нее легко», — думаю я, прижимая мою пару к своей груди. Я стараюсь не думать обо всех тех неприятностях, на которые мы можем нарваться, если мэтлаксы или другие хищники добрались до трупов первыми.

— Мы заберем ее с собой и похороним вместе с остальными, так ведь, дорогой? — Спрашивает Джорджи тихим, подавленным голосом.

— Ну конечно, — для нее это очень важно, и я не стану ни в чем ей отказывать. Но даже при этом я не хочу, чтобы она удивлялась, если то, что мы обнаружим, не будет… целым и невредимым. — Пара моя, я не хочу волновать тебя, но вполне возможно, что другие добрались до них раньше нас.

— Знаю, — говорит она, и я вздыхаю с облегчением. — Поверь мне, это постоянно приходило мне в голову. Но независимо от того, чтобы нам ни пришлось сделать, чтобы достойно их похоронить, этого будет достаточно, — она смотрит на меня из-под капюшона своими кхай-синими глазами. — Спасибо тебе еще раз.

— Нет никакой необходимости благодарить, — повторяю я.

— Да, ты прав, конечно, — Джорджи робко мне улыбается, глядя на меня снизу вверх. — В таком случае, полагаю, нам лучше заняться делами этого дня.

Но ее глаза переполнены страхом.

***

Мы идем, и она рассказывает мне о человеческом погребальном обряде. Он гораздо более роскошен, чем тот, что у ша-кхаев. Читаются стихи, возносятся молитвы, а для тех, кто умерли, оформляются каменные памятники. У нас ничего из этого нет, чтобы мы могли бы дать этим погибшим женщинам, но Джорджи говорит, что все в порядке. Все это представляет собой лишь оказание внимания и творческие усилия по его реализации.

Я рассказываю ей об обычаях ша-кхаев, тех немногих, которые у нас есть. Порою, если кто-то не возвращается с охоты, то тела найти невозможно. Порою его оставляют падальщикам, только ножи и личные вещи передаются семье. В рога скорбящих высекаются следы и порезы, чтобы показывать свою скорбь, и, ссыпая снег себе на голову они безутешно причитают об их утрате. Племя отдает дань жизни того, кто скончался, а потом… жизнь идет своим чередом. Когда умершие у нас, их доставляют в неиспользуемую пещеру, одетых в их лучшие одежды, после чего пещера заваливается, чтобы они могли спать вечным сном. Мой отец — и многие другие — лежат в подобной пещере из-за кхай-болезни.

Впрочем, то были плохие времена, и мне не хочется вдаваться в них больше, чем необходимо.