***
В тот же вечер, после того, как мои ловушки были опустошены и установлены обратно, дичь убрана в хранилище, а свежая добыча принесена домой и (отвратительно) приготовлена для моей Джорджи, мы удаляемся в нашу частную пещеру. Я тут же опускаю занавес приватности, а моя пара только вопросительно приподнимает одну бровь и удивленно смотрит на меня этим своим странным человеческим образом.
— Ты собираешься мыться?
— Нет. Я собираюсь своим языком спаривать мое сладкое человеческое влагалище, — говорю я ей, втягивая ее в мои объятья и прижимая к себе поближе для спаривания ртами. Я целую ее, дразня ее маленькими лизаниями, и обожая маленькие вздохи желания, которые она издает, когда я обнимаю ее. — Прошло слишком много времени с тех пор, как я пробовал на вкус мою пару.
Джорджи начинает смеяться.
— Ты пробовал ее буквально этим утром.
— Слишком, слишком долго, — соглашаюсь я, упав на колени перед ней. Я тяну за шнурки ее леггинсов, и тогда замечаю, что под ними у нее еще одна пара, но очень коротких леггинсов. — Что… что это такое?
— Это кожаные трусики, — отвечает она с гордостью. — Я сама их сделала.
— Но… зачем? — на талии имеется шнурок, который заканчивается чуть ниже ее бедер. — Они совсем не кажутся теплыми. Неужели эти части у тебя мерзнут?
Я удивленно смотрю на нее. Это что-то новенькое, о чем я должен беспокоиться насчет моей пары? Что ее влагалище так легко мерзнет?
— Ээ…, может, по той же причине, что и ты носишь подштанники? — со смущенным выражением лица она пожимает плечами. — Это что-то типа повязки для груди.
Еще одна вещь, в которой я еще не разобрался. Но они мешают ей спариваться, так что все, что я могу сказать, это:
— А-а! Могу я снять их с тебя?
— Ну конечно! — ее руки поднимаются к моему лицу, и она принимается ласкать мою челюсть. — Я скучала по тебе сегодня.
— Я отсутствовал не так долго, — и все же я тоже по ней скучал. — Скоро мне придется отправиться на более длительную охоту. Настанет моя очередь.
— Знаю. Я просто пытаюсь себя к этому подготовить, — она проводит пальцем по моей нижней губе. — А до тех пор мы будем развлекаться, да?
— Когда я вернусь, у нас будет так много «развлечений», что ты несколько дней не сможешь нормально ходить, — я развязываю причудливые шнурки на ее коротеньких леггинсах и спускаю их вниз, обнажая маленький пучок кудряшек у нее между бедрами. — Аааа! Наконец-то я дома.
Джорджи начинает хихикать.
— Так это теперь твой дом, детка?
— Почему бы и нет? Мой язык подходит тут идеально. — Я обнимаю ее бедра и провожу языком по шву ее складочек. — Мои пальцы подходят тут идеально. Мой член подходит тут идеально. Так в чем же заключается дом, если не в этом? — я поднимаю взгляд на нее. — Джорджи, мой дом — ты. Где бы ты ни была, именно там я и хочу быть.
Выражение ее лица становится нежным.
— Я люблю тебя.
Люди всегда такое говорят, словно произнесение этих слов вслух как-то сделают их более реальными, чем действия.
— Я тоже люблю тебя, — говорю я в ответ, потому что знаю, что она оценит, услышав такое. Что касается моей Джорджи, то я могу часами ублажать ее тело, удовлетворять любые ее потребности и делиться с ней своими самыми сокровенными мыслями… и все же ей все ровно нужно слышать эти слова. Это нечто такое, что я учусь произносить вслух, потому что мне не нравится видеть обиду на ее лице, когда забываю об этом. — Я люблю тебя всю.
— Все же определенные части меня больше, чем другие? — дразниться она.
— Нет, — заявляю я торжественно. — Я люблю всю тебя одинаково сильно. Нет ни одной части, которую я предпочел бы другой. — Я прижимаюсь еще одним поцелуем к пучку между ее бедер. — Ложись, чтобы я мог попробовать на вкус все те части моей пары, которые я так люблю.
Она стягивает тунику через голову и ложится в шкуры с сияющими глазами. Я наслаждаюсь их видом, — они такие сияющие жизнью, такие сияющие ее кхаем. Они так сильно отличаются от того, какими я впервые их увидел, когда ее глаза были мертвыми и бесцветными. Но сейчас с кхаем она полна сил, и мой набор укоренился в ее утробе. Вскоре у нас будет семья. Сама мысль об этом поражает и усмиряет.
Сначала я целую мягкий живот моей пары, где пребывает наш комплект.
— Я люблю его, — говорю я ей. — Здесь так мягко.
Джорджи извивается подо мной, ее руки тянутся прямо к моим рогам. Она любит, когда я ласкаю ее с ног до головы, однако она, моя пара, всегда так нетерпелива. Она извивается подо мной словно прыгун, застрявший в ловушке, и я двигаюсь выше, потому что хочу видеть, как покачиваются ее груди. Несмотря на то, что она не кормит грудью комплект, они у нее большие и полные, и я наслаждаюсь зрелищем, глядя на них.