— Доброе утро, миссис Куган.
Она сошла с нижней ступени лестницы и поздоровалась с ним. Тело ныло от усталости. Ее бил озноб, а глаза резало от бессонной ночи.
— Я уже обошла трассу. Вроде бы все в порядке, — сказала она.
— Хорошо. Я слышал прогноз погоды на сегодня. Обещают хороший день.
И он отправился в станционную будку.
Хани посмотрела на горки. Если она поедет, то потеряет Эрика, а если не поедет, то ей не договориться со своим прошлым.
— Хани!
Испуганно вздрогнув, она оглянулась вокруг и увидела Рейчел, которая не разбирая дороги мчалась прямо к ней. На Рейчел были джинсы и розовый свитер, надетый наизнанку. Волосы были не причесаны, а лицо покраснело от гнева.
— Ненавижу его! — крикнула Рейчел, остановившись перед Хани. Глаза горели от невыплаканных слез, а губы дрожали, но сохраняли упрямое выражение. — Я не вернусь домой! Я сбегу! Может, я умру, и он будет виноват.
— Не говори так, Рейчел.
— Мы должны были остаться здесь на все праздники, а сегодня утром папа разбудил нас и сказал, что нам нужно собираться в аэропорт. Мы же только вчера приехали! Это значит, что я не смогу прокатиться, на «Черном громе».
Хани попыталась притупить свою боль от новости, что Эрик решил уехать, обратив все свое внимание на Рейчел.
— Но он и так не собирался разрешать тебе кататься, — мягко напомнила она.
— Я бы его уговорила! — воскликнула Рейчел. Ее взгляд скользнул по трассе. — Я должна проехать, Хани. Ну должна, и все тут!
Эту потребность девочки Хани ощутила как свою собственную. Она не пыталась разбираться в том душевном родстве, которое испытывала по отношению к этому ребенку; она просто приняла его. И, погладив девочку между лопатками, чуть сама не заплакала.
— Как жаль, моя бедная, мне так жаль!
Рейчел не приняла ее сочувствие:
— Это все из-за вас, правда? Вы же поссорились!
— Не поссорились. Это трудно объяснить.
— А я и не собираюсь уезжать! Он обещал нам все что угодно как утешение за отъезд, но мне ничего не надо. Я хочу покататься на «Черном громе»!
— Рейчел, он твой отец, и ты должна его слушаться.
— Чертовски верно, должна! — Голос Эрика зазвучал у них из-за спины. — Ступайте прямо сейчас, юная леди!
Он шел большими размашистыми шагами меж деревьев, держа на руках Бекки. Подойдя, опустил девочку на землю и выпрямился, чтобы посмотреть на другую дочь.
Рейчел ответила прямым взглядом, ее маленькое тельце бессознательно повторило позу отца — широко расставив ноги и подбоченившись.
— Нет! — закричала она. — Я не поеду с тобой в аэропорт! Ты мне не нравишься!
— Ну-ка, подойди сюда!
Сердце у Хани сжалось. По его измученному виду она поняла, что он вот-вот сорвется. Ей хотелось умолять его вместе с Рейчел не уезжать, но она не имела на это права. И отчего это он так упрямится? Зачем настаивает, чтобы она прошла это испытание? Но, даже задавая себе эти вопросы, Хани понимала, что у него есть все права ожидать от нее того, что она еще не в силах была дать.
— Ну, быстро! — рявкнул Эрик.
Рейчел заплакала, но с места не сдвинулась.
Хани сделала полшага вперед, сжавшись от твердой и непоколебимой уверенности, что Эрик глубоко не прав, не позволяя Рейчел прокатиться на «Черном громе». Она позабыла, что у нее нет прав на этого ребенка, и воспринимала Рейчел как собственную дочь.
И в этот момент ее озарило. Теперь она знала, как поступить.
Она схватила Рейчел за руку и пристально посмотрела Эрику в глаза:
— Она должна первой прокатиться на «Черном громе»!
— Да ты рехнулась!
— Не держи ее, Эрик. — Хани от волнения заговорила шепотом. — Позволь ей прокатиться ради меня. Ради нее самой!
При этих словах вся злость и натянутость мгновенно покинули его, и перед ней остался изможденный человек, одинокий воин, прошедший через многие битвы.
— Она еще такая маленькая, Хани. Совсем малышка.
Рейчел уже открыла рот, чтобы негодующе огрызнуться, однако Хани предусмотрительно сжала ее руку, удерживая от этого.
— Она должна это сделать, Эрик.
— Я не хочу ее пугать!
— Она уже напугана. Об этом позаботился ее дедушка.
Отвернувшись от Эрика, Хани опустилась на корточки перед Рейчел:
— Я была как раз в твоем возрасте, когда впервые прокатилась на «Черном громе», и я впервые в жизни была так напугана. Это было очень сурово. Все это не для маленьких детей, милая. Первый крутой спуск страшнее фильма ужасов. А ты так мала, что не сможешь ни сесть, ни закрепить ноги. А на вираже появляется такое чувство, словно тебя затягивает на дно озера. Все это может напугать до смерти.
— Но не меня, — усмехнулась Рейчел. — Уж я-то не перепугаюсь!
Хани ласково потрепала ее по щеке:
— Еще как перепугаешься.
— Но ты же проехала!
— Это дядя меня заставил.
— Он был таким же гадким, как и дед Гай?
— Нет, совсем не таким. Просто он очень не любил маленьких детей.
— Ты кричала?
— Я была слишком напугана, чтобы кричать. Вагончик занес меня на самую вершину холма, и когда я увидела, сколько до земли, подумала, что умру.
— Как когда дед Гай придавил меня?
Хани кивнула:
— Да, как тогда.
— Я хочу прокатиться, — упрямо повторила Рейчел.
— Ты это точно знаешь?
Рейчел кивнула, буквально пожирая глазами аттракцион, и для Хани все вдруг встало на свои места. Они обе хорошо знали, что значит чувствовать себя беззащитной в этом мире, знали, сколько мужества необходимо женщинам. Не глядя ни на Хани, ни на отца, Рейчел вырвалась и побежала к станционной будке.
— Рейчел! — Эрик рванулся вперед, но Хани заслонила собой ему путь:
— Ну пожалуйста, Эрик! Это то, что она должна сделать.
Он смотрел на нее глазами, в которых застыли боль и бессилие:
— Я ничего не понимаю.
— Я знаю, — прошептала она, полностью отдавая себя во власть захлестнувшей ее любви к Эрику. — Ты большой, и ты сильный, и ты видишь жизнь иначе.
— Я поеду с ней.
— Нет, Эрик. Не нужно. Она должна сделать это одна. — Хани посмотрела ему в глаза, прямо в душу, заставляя поверить. — Пожалуйста.
Наконец он кивнул, но так неохотно, что она сразу же поняла, чего ему это стоило, и от этого ее любовь разгорелась еще сильнее.
— Ладно, — сказал он. — Будь по-твоему.
Она увлекла его к станционной будке, и они прошли под картиной Гордона Делависа. Рейчел уже забралась в первый вагончик, и ее лицо светилось изнутри смесью восторга и легкого испуга. В то же время она казалась неправдоподобно маленькой и беззащитной в пустом поезде.
Рука Хани дрожала, когда она проверяла, достаточно ли надежно и безопасно устроилась Рейчел.
— Еще не поздно выйти…
Рейчел отрицательно замотала головой.
Хани наклонилась и поцеловала ее в лоб.
— После этого, — прошептала она, — ты навсегда забудешь про страшные сны.
У Хани не было уверенности, что Рейчел расслышала ее. Ее маленькие пальчики побелели, так она вцепилась в поручни, и Хани видела, что восторг сменился страхом. Как это и должно было быть.
Хани отступила от поезда, чтобы стать со стороны Эрика. Он просто излучал напряжение, и она почувствовала, что он из последних сил сдерживается, чтобы не сорваться с места. Рейчел была самой большой ценностью в его жизни. И Хани знала, что он ничего не понял, а просто доверился ей, и это доверие ее покорило.
Хани повернулась к Тони, который ожидал возле панели управления, наблюдая за разыгрывающейся перед ним сценой. Затем она кивнула.
Они с Эриком перешли под крышу станционной будки как раз вовремя, чтобы увидеть начало подъема поезда на холм. На траве за ними сидела, скрестив ноги, Бекки и тоже наблюдала за сестрой. Ярко-розовый свитер Рейчел делал ее хорошо заметной на фоне длинной вереницы пустых вагонов.
«Прокатись за меня, милая, — подумала Хани. — Отвоюй и мою свободу!»
Ладонь Эрика скользнула в ее руку. Его пальцы были холодны, и она крепко их сжала. Всем своим телом она ощущала ужас Рейчел, когда вагончик начал неумолимо подползать к вершине горки. Ее сердце бешено стучало, а лоб покрылся испариной. Когда же Рейчел добралась до вершины и увидела спуск, она как бы снова оказалась лицом к лицу с дедом.
Вагончик на мгновение завис на гребне горки, и сердце Хани замерло от страха — от страха, который одной и той же рукой душил и ее, и Рейчел. И когда потом поезд стремительно слетел с этой горки и взлетел на следующую, она поняла все. Она превратилась в Рейчел, а Дэш превратился в нее. Любящие люди всегда составляют одно целое друг с другом. Она осознала, что ее любовь к Дэшу не может служить препятствием для любви к Эрику. Наоборот, одна прокладывает путь другой. В ее душе вспыхнули долгожданные солнечные лучи. Она повернулась к Эрику. Его лицо напряглось от беспокойства, а глаза следили за мчащимся розовым пятнышком. Он боялся, что Рейчел попытается встать, что она выпадет, что аттракцион, который он помогал строить, не вернет ему дочь невредимой. Но и у Бога за пазухой ей было бы едва ли безопаснее, чем на «Черном громе».
Собственный страх Хани пропал, и она поняла, какой простой была ее любовь к Эрику. В ней не было ни темных углов, ни противоречий. Он не был ее отцом. Он не был ее воспитателем или учителем. В его жизни не было ничего такого, о чем она бы не знала. Эрик был просто Эриком — человеком, который пришел в этот мир с душой, переполненной любви. Человеком, который был такимже уязвимым, как и она, и так же жаждал любви.
Ей хотелось и смеяться, и петь, и укутать его безграничной своей любовью. Он побежал, и она поняла, что поезд миновал спираль над озером и на полном ходу мчался к станции. Она побежала за ним вдоль причальной стенки. Сердце ее пело.
Поезд со скрежетом въехал на станцию. Лицо Рейчел было совершенно бледным, руки намертво вцепились в поручень, вся еебравада бесследно исчезла.
Эрик подбежал к ней, как только поезд затормозил, и вытащил ее из вагончика:
— Милая…
— Еще раз, — прошептала Рейчел.
— Да! — крикнула на весь мир Хани и, смеясь, бросилась в объятия Эрика. — Да, мой любимый, да!
И когда поезд снова покидал станцию с Рейчел Диллон на переднем сиденье, Эрик уже держал Хани в своих объятиях и ее полные мягкие губы настойчиво искали его рот.
В этот момент он уже не старался разобраться в поведении женщин, которых любил. Возможно, женщины еще больше отличались от мужчин, чем он считал раньше. А может, им требуется больше мужества смотреть на жизнь по-другому.
Хани распростерла себя по нему так, словно пыталась проникнуть в его тело. Ее рот под его губами открылся, и он понял, что она предлагает ему всю свою любовь, всю свою верность, всю страсть, с которой она жаждала жить. Эта женщина, занявшая место в его душе, отдавала ему все. И в этот момент та ревность, которую он испытывал к Дэшу Кугану, испарилась навсегда
— Я люблю тебя, — сказала Хани, прижимаясь к его губам. — О, Эрик, я так люблю тебя!
Он выдохнул ее имя и растворился в ее губах. И они целовались, пока Рейчел не оставила наконец все свои страхи на холмах «Черного грома».
— Мне кажется, я ждал тебя всю жизнь, — прошептал он.
— Ты еще не передумал на мне жениться? — спросила она.
— О нет!
— Я хочу ребенка.
— Правда? Я счастлив.
— О, Эрик… Все хорошо. Я теперь знаю, что это хорошо.
Ему уже не хватало только ее губ. Они несли сладость и изобилие, обещая ему любовь. Они переносили его через пространство и время, туда, где существовало одно лишь добро. И, устроившись в этом дивном месте, он услышал грубый усталый голос, настолько низкий, что, казалось, он звучал изнутри какого-то божества:
«Ну что ж, вот ты и получил свое, красавчик! А то я уже готов был потерять с тобой терпение».
Удивленный, Эрик отстранился от нее. Она, находясь все еще в плену его поцелуя, открыла глаза и вопросительно посмотрела на Эрика. Он, смутившись, опять припал к ее губам.
Поезд тронулся, и через несколько мгновений они все вместе прикоснулись к вечности.