— Мистер Харди, если вы хотите узнать подробности этого дела, так сказать, изнутри, вам лучше поговорить с садовником, Фрэнком Кратчли. Вон он стоит, разговаривает с мисс Твиттертон. Его в суд не вызывали, но уверена, у него есть что рассказать.
Салли что-то благодарно промычал.
— Может получиться эксклюзивный репортаж, — коварно улыбнулась Харриет.
— Большое вам спасибо, — ответил Салли, — за совет.
— Это часть нашего соглашения, — улыбка Харриет стала просто лучезарной. Мистер Харди немедленно пришел к выводу, что Питер женился на выдающейся женщине. Он бросился к Кратчли, и через несколько секунд они в обнимку проследовали к бару. Покинутая всеми миссис Руддл сердито оглядывалась вокруг.
— Ах вот вы где, миссис Руддл! А где же Бантер? Пусть он отвезет нас домой, а потом вернется за его сиятельством. Иначе мы не успеем с обедом. Просто умираю от голода. Какие невыносимые зануды эти журналисты!
— Вы правы, миледи, — ответила миссис Руддл. — Порядочной женщине нечего делать рядом с ними.
Она поправила прическу и поплелась следом за своей госпожой. Усевшись на роскошное сиденье, миссис Руддл и сама почувствовала себя кинозвездой. Сейчас бы сюда репортеров!
Когда они отъезжали, защелкали камеры.
— Ну вот видите, — сказала Харриет. — Завтра вы будете во всех газетах.
— Не может быть! — ахнула миссис Руддл.
— Питер?
— Да, мадам?
— Помнишь, мы с тобой сочиняли версии? И теперь это заявление по поводу миссис Селлон.
— Замужняя женщина вместо деревенской девушки. Да, очень любопытно.
— Как ты думаешь, в этом что-то есть?
— Кто знает!
— Но когда мы это все придумывали, ты же говорил несерьезно?
— Люблю придумывать всякие глупости. Почему-то досужим домыслам верят охотнее, чем правде. Правда, не всегда получается. Еще котлетку?
— Да, пожалуйста. Бантер великолепно готовит. Домашний ангел-хранитель. Мне кажется, Селлон на удивление легко прошел дознание.
— Ничего, кроме правды, причем в рамках официальной версии. Кирк его здорово подготовил. Я все думаю… Ладно, к черту! Ни о чем не хочу думать. Не буду забивать себе голову всеми этими людьми и их тайнами. В конце концов, у нас медовый месяц, а друг для друга у нас совершенно не остается времени. Знаешь, о чем я вспомнил? Нас как-то приглашал к себе на вечеринку викарий. Обещал угостить отличным шерри.
— Шерри? О Господи!
— Компанию обеспечиваем мы, а шерри — за ним. Его жена будет очень рада видеть нас у себя. Она попросила прощения, что не предупредила нас по телефону. Днем у нее женское собрание.
— Это обязательно?
— Думаю, обязательно. Мы подали ему пример, и он решил ввести в этих краях моду на шерри. Для пробы даже заказал бутылочку.
Харриет недоуменно посмотрела на него.
— Где заказал?
— В лучшей гостинице Пэгфорда… Я принял приглашение за нас обоих. Я правильно сделал?
— Питер, ты ненормальный. Вечеринка с шерри в доме викария? В какое положение ты ставишь тихого, достойного старика? Мы должны придумать какой-то предлог. Ну, например, в последний момент ты залил пиджак вином. Ты ведь не пойдешь в залитом вином пиджаке?
— А ты думаешь, им такой пиджак не понравится? Я думаю, понравится. К тому же у тебя было какое-то платье, которое ты давно собиралась мне показать.
— Ты слишком хорош, чтобы жить… Конечно, мы пойдем и будем пить их шерри, если тебе так хочется. Но разве мы не можем хоть немного побыть капризными эгоистами?
— Как это?
— Куда-то поехать вдвоем.
— Боже мой! Конечно, можем… Ты себе так представляешь счастье?
— Моя фантазия еще не залетала так высоко. Но подозреваю, такое неслыханное счастье возможно. И брось танцевать на моем трупе. Лучше съешь кусочек этого. Я не знаю, что это, но готовил Бантер. Выглядит замечательно.
— Могу ли я быть капризным эгоистом? …Можно я поеду быстро?.. По-настоящему быстро?
Харриет подавила дрожь. Она любила водить машину, любила, когда кто-то хорошо ведет машину, но при скорости выше семидесяти миль чувствовала, что все внутри обрывается. И все-таки, женатые люди не могут все делать по-своему.
— Хорошо. Можешь по-настоящему быстро, если хочешь.
— Действительно, слишком хорошо, чтобы жить!
— Я бы сказала, слишком хорошо, чтобы умирать… Но «по-настоящему быстро» означает, что мы уже на шоссе?
— Правильно. Мы выехали на шоссе и теперь помчимся с ветерком.
Пытка длилась до самого Пэгфорда. Хорошо, что они не встретили никого из подчиненных старшего инспектора Кирка, притаившегося где-нибудь на обочине. Зато обогнали Фрэнка Кратчли на старом такси. Фрэнк изумленно-восхищенным взглядом проводил роскошный «Даймлер». Мимо полицейского участка Питер предусмотрительно прополз на скорости не более тридцати миль. Потом они свернули и, наконец, выехали на проселочную дорогу. Харриет, почти не дышавшая в течение последнего получаса, набрала полную грудь воздуха и абсолютно спокойным голосом заметила, что для гонок погода просто идеальная.
— Ты так думаешь? А как тебе понравилась дорога?
— Великолепная, — пылко ответила Харриет. — Особенно последний поворот.
Он улыбнулся.
— Я должен был ехать помедленнее. Боже мой, я и сам когда-то боялся скорости. Наверное, я весь в отца. Нужно смотреть в лицо опасности. Когда-то он проделал то же самое со мной. Это помогло. К тому же, было модно все время доказывать, что ты не трус. И бравировать этим.
— Что-то я этого не заметила.
— Ты меня мало знаешь. Я уже не боюсь скорости, поэтому и устраиваю такие шоу. Но даю тебе слово, это больше не повторится. Во всяком случае, сегодня.
Стрелка спидометра упала до двадцати пяти, и они тихо ехали через поля и луга по заброшенной проселочной дороге. Около полудня они оказались в маленькой деревушке, милях в тридцати от дома. Посреди старой деревушки возвышалась новая церковь. Напротив, у подножия холма, блестел пруд. Холм был покрыт густой зеленой травой.
— Давай поднимемся на холм, — сказала Харриет, когда Питер вопросительно посмотрел на жену. — Оттуда, наверное, замечательный вид.
Машина медленно въезжала на вершину холма. По обеим сторонам дороги рос низкий кустарник, который уже слегка позолотила осень. До самого горизонта раскинулись луга. Поля спелой пшеницы тусклым золотом блестели под октябрьским солнцем. Пастбища манили душистой зеленью. Сизый дымок поднимался над красными черепичными крышами и легким облаком стоял над садами. Прямо под холмом они увидели старую полуразрушенную церковь. Остались только паперть и колокольня. Остальные камни, очевидно, пошли на строительство новой церкви в центре деревни. Но еще оставались фрагменты античного пола, солнечные часы и деревянные скамьи, на которых возносили молитвы многие и многие поколения прихожан. Ветер врывался через пустые окна, теребя траву и цветы, пробившиеся между плитами. Питер ахнул и остановил машину на краю холма.
— Пусть я потеряю все свои деньги, до последнего пенни, — сказал он, — если это не одна из наших труб!
— Мне кажется, ты прав, — сказала Харриет, задумчиво глядя на солнечные часы, чья колонна имела неоспоримое сходство с «Тюдоровскими трубами». Они вышли из машины и пошли к церкви. Вблизи часы оказались странным уродцем, собранным из совершенно несовместимых вещей. Циферблат и стрелка были, несомненно, древними. Фундаментом служило мельничное колесо, а колонна, на которой они были установлены, оказалась полой внутри.
— Я верну нашу трубу обратно, — решительно сказал Питер. — Даже если это будет стоить мне жизни. Вместо нее мы подарим деревне прекрасную колонну из белого мрамора. Богу — богово, кесарю — кесарево. Верните крестьянину его кобылу. Объявляю новый вид спорта: охота за печными трубами. Я думаю, вместе с этими трубами из дома ушли радость и счастье. Это наш святой долг — вернуть дому его поруганную честь.
— Это было бы замечательно. Сегодня утром я подсчитала: не хватает четырех. Ноукс оставил только три.
— Я твердо уверен, это наша труба. Так мне говорит мой внутренний голос. Давай совершим акт вандализма и напишем, что это наша собственность. Не беспокойся, все это будет смыто первым же дождем, — он торжественно достал из кармана карандаш и краевым почерком написал: «Тэлбойз, Питер Вимси».