Люди Макбрайда были настоящими профессионалами. Не успела Харриет опомниться, как ее свадебный домик рассыпался на грязные кучи щепок и соломы, груды ящиков и коробок, скомканные шторы и сваленные в углу картины. Остались голые стены, в которых сиротливо торчали ненужные теперь крючки и гвозди. Харриет думала, неужели теперь вся ее замужняя жизнь будет похожа на этот безумный калейдоскоп. Посеешь характер, пожнешь судьбу… Наверное, что-то такое было и в ней и в Питере. Ни одно событие в их жизни не дошло до своего мирного и спокойного логического конца. Постоянно были какие-то неожиданные удары и повороты судьбы. Один из рабочих безуспешно пытался собрать каминные принадлежности. Харриет ему помогла. Улыбнувшись, она вспомнила, как ее замужняя подруга рассказывала о своем медовом месяце:
— Джим хотел, чтобы наш медовый месяц прошел тихо и уединенно. Поэтому мы поехали в маленькую рыбацкую деревушку. Там было, конечно, замечательно, но все время шел дождь, поэтому мы вынуждены были все время сидеть дома. И я думаю, это была наша ошибка. Конечно, мы очень любили друг друга, иначе и быть не могло. Но мы столько дней провели один на один, что нам совершенно нечего было делать. И вся наша идиллия кончилась тем, что мы тихо сидели и читали книги каждый в своей комнате. Лучше бы мы отправились в путешествие. В этом есть своя прелесть: там тебе предлагают какую-то программу.
Их с Питером медовый месяц не вписывался ни в программу. Харриет, наконец, удалось кое-как закрепить непослушные железки, она встала и с удивлением увидела Фрэнка Кратчли.
— Вам нужна какая-нибудь помощь, миледи?
— Не знаю, Кратчли. Вы сегодня утром свободны?
Кратчли рассказал, что привез людей из Пэгфорда на похороны, они сейчас ушли завтракать в «Корону», и он сейчас свободен.
— А разве ты не пойдешь на похороны? Ты ведь поешь в хоре, да? А викарий, насколько я помню, говорил, что во время службы будут петь.
Кратчли покачал головой.
— Я поговорил с викарием. Вернее, это он со мной поговорил. Этот Кирк… во все сует свой нос. Наши отношения с Полли Мейсон никого не касаются. Особенно жены викария. Я пришел поговорить о помолвке, а она на меня набросилась.
— Правда? — сказала Харриет. Ей и самой не очень нравился Кратчли. Но раз он решил все-таки узаконить свои отношения с Полли и никому не рассказывать о позоре мисс Твиттертон, наверное, не стоило сейчас бить во все колокола. Сегодня мисс Твиттертон, должно быть, и сама жалеет о том, что все рассказала Харриет. А выяснение отношений с Кратчли еще больше ранит ее самолюбие. В это время один из рабочих начал аккуратно раскладывать на подоконнике бронзового всадника и другие антикварные безделушки другой снял со стены зеркало и пытался дотянуться до часов.
— Хорошо, Кратчли. Вы можете помочь этим людям, если они не против.
— Да, миледи. Может, я начну выносить вещи?
— Нет, не сейчас. — Она подошла к человеку у окна, который уложил в ящик последнего железного уродца и пытался закрыть крышку.
— Вы не возражаете, если мы пока на этом закончим? После похорон мой муж приведет с собой нескольких знакомых. Нам будут нужны стулья.
— Хорошо, миледи. Можно, мы пока поработаем наверху?
— Да, конечно. Мы скоро освободим эту комнату.
— Очень хорошо. Идем, Билл. Сюда.
Билл, худой человек с уныло повисшими усами, послушно слез с лестницы.
— Хорошо, Джордж. Снимем часы потом. С ними придется повозиться.
— Может быть, вам поможет этот человек? Он здесь работает садовником.
Джордж внимательно посмотрел на Кратчли, сложил лестницу и поставил ее в углу.
— Разве что с цветами, — сказал Джордж. — У нас нет специальных распоряжений, но приказано вывезти все.
— Да, все цветы нужно увезти. Эти можно снять позже. Кратчли, может, вы пока будете выносить цветы из оранжереи?
— И там еще во дворе есть работа, — сказал Джордж. — Джек будет рад, если вы ему поможете.
Кратчли вышел. Джордж и Билл пошли наверх. Харриет вспомнила, что нужно забрать из буфета табак и сигары Питера. Внезапно она услышала какой-то звон внизу и выскочила в коридор. Не помня себя от злости, Харриет рванула дверь в подвал и сбежала по ступенькам, даже не вспомнив, что здесь совсем недавно нашли. В подвале было темно, как в преисподней. Она зажгла спичку и облегченно вздохнула. Все было в порядке. Две с половиной дюжины бутылок портвейна были аккуратно сложены на полках, а рядом стояла табличка, на которой большими буквами было написано: «СОБСТВЕННОСТЬ ЕГО СИЯТЕЛЬСТВА. НЕ ДОТРАГИВАТЬСЯ». Она медленно поднялась в коридор. Открылась задняя дверь и вошел Кратчли. Увидев ее, он остановился.
— Я посмотрела, все ли в порядке с вином. Бантер оставил записку, но, пожалуйста, сходите к рабочим и напомните им еще раз, что к этим бутылкам нельзя даже пальцем прикасаться.
Кратчли улыбнулся, и Харриет поняла, что это лицо может быть красивым и из-за него могли потерять голову не только мисс Твиттертон и Полли Мейсон.
— Не думаю, что они забудут, миледи. Мистер Бантер сам с ними поговорил и строго приказал даже не смотреть в сторону бутылок. Похоже, он очень переживает из-за этого вина. Видели бы вы, как он вчера чуть не разорвал Марту Руддл.
Харриет пожалела, что не видела, и она с удовольствием порасспросила бы очевидца знаменательного события, но подумала, что откровенность Кратчли вряд ли вызвана благими намерениями. Кроме того, знал он об этом или нет, но этого человека Харриет уже занесла в «черный список». Поэтому она сказала только:
— Ладно. Проследите, чтобы они об этом не забыли.
— Хорошо. Но бочку они могут забрать?
— Конечно, бочка не наша. Только бутылки.
— Хорошо, миледи.
Кратчли вышел, так и не взяв то, за чем пришел, а Харриет вернулась в гостиную. С какой-то жалостью она вынула аспарагусы и кактусы из кашпо и собрала их в маленькую грустную клумбу на полу. Она всегда была равнодушна к этим цветам, но сейчас они пробудили в ней сентиментальные воспоминания: они говорили о них с Питером. Харриет подумала, что совершенно потеряла голову из-за Питера, раз может грустить над каким-то кактусом только потому, что он на него посмотрел. Она представила себе Питера, и ее захлестнула теплая волна. Конечно, она была вчера последней дурой, но все-таки они предназначены друг для друга самой судьбой.
— Ну и замечательно, — вслух сказала Харриет. — Пусть я потеряла голову. — Она погладила пушистую веточку аспарагуса и поцеловала ее. — Но, — весело сказала она кактусу, — тебя я целовать не буду, во всяком случае, пока ты не побреешься. — В окне неожиданно появилась чья-то голова и уставилась на нее.
— Извините, миледи, — сказала голова. — Та коляска во дворе — ваша?
— Что? О Боже, нет, — сказала Харриет, — это прежний владелец на какой-то распродаже купил.
— Я так и думал, миледи, — сказала голова — очевидно, Джека — и исчезла.
Ее одежда была уже собрана. Когда Питер писал письма, Бантер поднялся наверх и обнаружил, что Харриет безуспешно сражается с оранжевым платьем. Несколько мгновений он задумчиво за ней наблюдал, а потом предложил свою помощь. С огромной благодарностью Харриет протянула ему оранжевого монстра. Интимная часть ее вещей была, естественно, уже упакована ею самой. Хотя, когда Харриет позже распаковывала белье, ее удивила собственная аккуратность и обилие оберточной бумаги.
В любом случае, все было собрано.
В гостиную вошел Кратчли. Он держал в руках поднос с бокалами.
— Я подумал, может, вам это еще понадобится, миледи.
— О, спасибо, Кратчли. Как хорошо, что вы об этом вспомнили. Конечно, еще понадобится. Поставьте, пожалуйста, на стол.
— Да, миледи. — Кратчли не спешил уходить.
— Тот парень, Джек, — помолчав, вдруг сказал он, — спрашивает, что делать с банками и бутылками.
— Скажите ему, пусть все пока остается в подвале.
— Он не знает, какие из них ваши.