Питер тем временем пел:
(Кажется, он уже пришел в себя, подумала Гарриет.)
– И он такой красивый… Мы встречались на клад бище – там есть милая скамейка. Вечером там ни кого не бывает. Я позволяла ему себя целовать…
– А теперь он меня ненавидит… Я не знаю, что де лать… Лучше утопиться. Никто не знает, на что я по шла ради Фрэнка…
Auprès de ma blonde
Qu’il fait bon, fait bon, fait bon.
Auprès de ma blonde
Qu’il fait bon dormir![245]
– Ну, Питер! – сердито прошептала Гарриет. Она встала и захлопнула дверь, отгородившись от этой бессердечной демонстрации счастья. Мисс Твиттертон, погруженная в свои переживания, тихо плакала в уголке дивана. Гарриет обнаружила в себе самые разные чувства – одно под другим, слоями, как неаполитанское мороженое:
Она пришла в себя и подошла к дивану.
– Послушайте! Не плачьте так горько. Он того не стоит. Честно. На десять миллионов мужчин не найдется и одного, из-за которого стоило бы так убиваться. – Людям бесполезно говорить та кое. – Постарайтесь его забыть. Я знаю, это кажется невозможным…
Мисс Твиттертон подняла взгляд:
– Вы бы не сочли это таким уж простым делом?
– Забыть Питера? – (Нет, и другое – тоже.) – Ну, разумеется, Питер…
– Да, – сказала мисс Твиттертон без обиды в голосе. – Вы из тех, кому повезло. Я уверена, вы этого заслуживаете.
– Твердо знаю, что не заслуживаю.
(Черта с два, милейший, много лучше! Если принимать каждого по заслугам…[249])
– И что вы, должно быть, думаете обо мне! – вскричала мисс Твиттертон, внезапно возвращаясь к действительности. – Надеюсь, он не слишком рас сердился. Понимаете, я услышала, как вы заходите в дом, а встречи с кем-либо я просто не вынесла бы, поэтому убежала наверх, а потом было так тихо, что я подумала, вы ушли, и спустилась. И увидела вас, таких счастливых…
– Это совершенно не важно, – поспешно сказала Гарриет. – Прошу вас, не придавайте этому значения. Он знает, что это просто случайность. Ну же, не плачьте.
– Мне надо идти. – Мисс Твиттертон сделала слабую попытку поправить растрепавшиеся волосы и кокетливую шляпку. – Ну и вид у меня, наверное.
– Все в порядке. Вам только нужно немного припудриться. Где моя… ой, я оставила ее у Питера в кармане. Нет, вот она, на этажерке. Это Бантер. Он всегда за нами прибирает. Бедный Бантер – история с портвейном, должно быть, страшный удар для него.
Мисс Твиттертон терпеливо стояла, пока ее приводили в порядок, словно малыш в руках проворной няньки.
– Вот – вы выглядите замечательно. Видите? Ни кто ничего не заметит.
Зеркало! При мысли о нем мисс Твиттертон сжалась, но ее подстегнуло любопытство. На нее смотрело ее собственное лицо, но какое странное!
– Я никогда раньше не пудрилась. Я… я себя чувствую такой легкомысленной. – Она зачарованно рассматривала свое отражение.
– Ну, – сказала Гарриет, – иногда это полезно. Позвольте, я заправлю вот этот завиток сзади…
В зеркале возникло ее собственное смуглое разгоряченное лицо, и она, к стыду своему, увидела, что в волосах до сих пор осталась виноградная ветвь.
– Боже мой! Как глупо я выгляжу! Мы дурачились.
– Вы выглядите прелестно, – сказала мисс Твиттертон. – О господи… Надеюсь, никто не подумает…
– Никто ничего не подумает. А теперь обещайте мне, что больше не будете так горевать.
– Да, – скорбно сказала мисс Твиттертон. – Я попытаюсь. – На ее глаза медленно набежали две больших слезы, но она вспомнила про пудру и аккуратно их промокнула. – Вы так добры. Мне надо бежать.
– Доброй ночи.
За открывшейся дверью обнаружился Бантер, он топтался неподалеку с подносом.
– Надеюсь, я не задержала ваш ужин.
– Нисколько, – сказала Гарриет, – еще не время. Так до свидания и не тревожьтесь. Бантер, пожалуйста, проводите мисс Твиттертон.
Она постояла, рассеянно разглядывая свое лицо в зеркале, так и не выпустив из рук виноградную плеть.
245