Глава IV
Боги домашнего очага
Сэр, он сложил трубу в доме моего отца, и кирпичи целы по сей день, как живые свидетели[64].
Леди Питер Уимзи, осторожно приподнявшись в кровати, рассматривала своего спящего лорда. Сейчас, когда его насмешливые глаза были закрыты, а уверенный рот расслаблен, большой нос и спутанные волосы придавали ему вид неуклюжего птенца или школьника. А сами волосы светлые, почти как кудель, – мужчина с таким цветом волос выглядит даже как-то смешно. Несомненно, если их намочить и пригладить, они вновь вернутся к своему нормальному ячменному цвету. Вчера, после безжалостной Бантеровой помывки, вид этой шевелюры тронул ее, как перчатка убитого Лоренцо тронула Изабеллу[65], и ей пришлось вытереть Питеру голову полотенцем и только потом звать его туда, где, по сельскому присловью, “ему и было место”.
Бантер! В ее голову, опьяненную сном и тем счастьем, что сон несет[66], забрела случайная мысль о нем. Бантер уже встал и хозяйничает – она слышала, как внизу открывают и закрывают двери и двигают мебель. Ну и в передрягу попали они вчера! Но он чудесным образом все поправит, этот замечательный человек, так что можно будет спокойно жить и ни о чем не думать. Хотелось надеяться, что Бантер не всю ночь гонял тараканов, но сейчас все, что еще оставалось от ее сознания, было посвящено Питеру: она опасалась разбудить его, надеялась, что он скоро проснется сам, гадала, что он скажет. Если его первые слова будут по-французски, можно по крайней мере надеяться, что от событий ночи у него осталось приятное впечатление, но в целом, конечно, английский предпочтительнее – это будет значить, что он помнит, кто она такая.
В этот момент Питер шевельнулся, как будто потревоженный этой беспокойной мыслью, и, не открывая глаз, нащупал Гарриет и прижал ее к себе. И его первое слово было не английским и не французским, но длинным вопросительным “Мммм?”.
– Мм! – сказала Гарриет, покоряясь. – Mais quel tact, mon dieu! Saistu enfin qui je suis?[67]
– Да, моя Суламита, знаю, так что не надо ставить капканы моему языку. За свою беспутную жизнь я выучил, что первая обязанность джентльмена – помнить утром, кого он взял с собой в постель. Ты Гарриет; черна ты, но красива[68]. Кроме того, ты моя жена, и если ты об этом забыла, тебе придется все выучить заново.
– Ага! – сказал булочник. – Я так и думал, что здесь приезжие. От Ноукса или Марты Раддл не дождешься “пожалуйста” в записке. Сколько вам нужно хлеба? Я кажный день заезжаю. Отлично – крестьянский и бутербродный. И маленький черный? Есть, шеф. Держите.
– Будьте так любезны, – попросил Бантер, отступая в коридор, – положите хлеб на кухонный стол, у меня руки в керосине, очень вам признателен.
– Запросто, – сказал булочник, внося хлеб. – Керосинка не в порядке?
– Немного, – признался Бантер. – Я был вынужден снять и разобрать горелки, надеюсь, что теперь она будет работать как следует. Нам, конечно, было бы гораздо удобнее, если бы заработала печная вытяжка. Мы послали с молочником записку человеку по фамилии Паффет, который, как я понял, может помочь с прочисткой труб.
– Это правильно, – согласился булочник. – Он по профессии строитель, Том Паффет, но и от труб носа не воротит. Вы здесь надолго? На месяц? Хотите заказать хлеб на весь срок? А где же старина Ноукс?
– В Броксфорде, насколько я понимаю, – сказал мистер Бантер, – и мы хотели бы знать, что он себе думает. Ничего не подготовлено к нашему приезду, дымоходы не в порядке, несмотря на четкие письменные инструкции и все обещания, которые не были исполнены.
– А! – сказал булочник. – Обещать-то легко. – Он подмигнул. – Обещания ничего не стоят, а трубы – восемнадцать пенсов штука, включая сажу. Ну, мне пора. Как сосед соседу, могу вам чем-нибудь помочь, как буду в деревне?
– Раз вы так любезны, – ответил мистер Бантер, – пусть бакалейщик отправит к нам кого-нибудь со слоистым беконом и яйцами, это поможет нам пополнить скудное меню завтрака.
– Запросто, парень, – сказал булочник. – Скажу Виллису, чтобы послал своего Джимми.
– Только пусть Джордж Виллис не воображает, будто заполучил себе м’лорда в клиенты, – вставила миссис Раддл, вынырнув из гостиной в синем клетчатом фартуке и с закатанными рукавами, – а то “Домашнее и колониальное” дешевле на полпенни за фунт, не говоря о том, что лучче и постнее, и я ее запросто поймаю, как она мимо поедет.
– Сегодня придется обойтись Виллисом, – возразил булочник, – если вы не хочете завтракать в обед, а то “Домашнее и колониальное” сюда подъезжает уже после одиннадцати, а то и к полудню. На сегодня все? Ладушки. Привет, Марта. Пока, шеф.
Булочник поспешил к воротам, окликая свою лошадь, а Бантер подумал, что где-то рядом, по всей видимости, есть кинематограф.
– Питер?
– Да, мое сокровище?
– Кто-то жарит бекон.
– Бред. Кто станет жарить бекон на рассвете?
– На церкви пробило восемь, и солнце сияет.
– Ты нам велишь вставать? Что за причина?1 Но с беконом ты права. Запах ни с чем не перепутаешь. По-моему, он идет из окна. Это требует расследования… Кстати, великолепное утро. Ты голодна?
– Как волк.
– Не романтично, но обнадеживает. Честно говоря, я бы сам не отказался от обильного завтрака. В конце концов, я зарабатываю на жизнь тяжелым трудом. Я покричу Бантеру.
– Ради бога, надень что-нибудь. Если миссис Раддл увидит тебя свисающим из окна в таком виде, она тысячу раз упадет в обморок.
– Это будет ей сюрприз. Ничто так не радует, как новизна. Старина Раддл небось в постель в башмаках ложился. Бантер! Бантер! Черт, вот она, твоя Раддл. Хватит смеяться, брось мне халат. К-хм. доброе утро, миссис Раддл. Не передадите ли Бантеру, что мы готовы завтракать?
– Немедленно передам, м’лорд, – ответила миссис Раддл (все-таки он действительно лорд). Но в тот же день она отвела душу со своей подругой миссис Ходжес:
– В чем мать родила, миссис Ходжес, вы не поверите. Вот уж неловко было, прям не знала, куды глядеть. И волос на груди не больше, чем у меня самой.
Начало стихотворения Джона Донна “К восходящему солнцу”. Перевод с англ. Г. Кружкова.
– Это ж дворянство, – сказала миссис Ходжес, имея в виду первую часть обвинения. – Вы только посмотрите на фото из ихней Венеции, где они солнечные ванны принимают – так это у них называется. А вот у моей Сьюзен первый был просто чудо какой волосатый, прям как полость, какой в экипаже укрываются. Но, – добавила она таинственно, – это еще ни о чем не говорит, потому что детей у нее так и не было, пока он не умер и она не вышла за молодого Тайлера из Пайготс.
Когда мистер Бантер тактично постучал в дверь и вошел с деревянным ведерком, набитым растопкой, ее светлость уже исчезла, а его светлость сидел на подоконнике и курил сигарету.
– Доброе утро, Бантер. Действительно доброе.
– Прекрасная осенняя погода, милорд, вполне по сезону. Надеюсь, что ваша светлость осталась всем довольна.
– Гм. Бантер, вы знаете, что означает выражение arrière-pensée?[69]
– Нет, милорд.
– Я рад это слышать. Вы не забыли накачать воду в бак?
– Нет, милорд. Я починил керосинку и вызвал трубочиста. Завтрак будет готов через несколько минут, милорд, если вы не будете возражать против чая, так как у местного бакалейщика кофе только в бутылках[70]. Пока вы завтракаете, я постараюсь затопить камин в гардеробной, вчера я не пытался это сделать из-за недостатка времени, там дымоход закрыт доской – видимо, от сквозняков и голубей. Тем не менее полагаю, что она легко убирается.
– Хорошо. Есть теплая вода?
– Да, милорд, хотя должен отметить, что бойлер слегка течет и это создает затруднения с поддержанием огня. Я бы предложил ванны примерно через сорок минут, милорд.
65
Персонажи баллады Джона Китса “Изабелла, или Горшок с базиликом” (1818), основанной на новелле из “Декамерона” Боккаччо (день четвертый, новелла пятая). Изабелла выкапывает перчатку из могилы своего убитого возлюбленного Лоренцо, целует и прячет на груди.
70
Растворимого кофе тогда не было, но продавался готовый кофе в бутылках, известный своим низким качеством и не слишком приятным вкусом.