Что я наделал?
Срываюсь с места и бегу к своей машине. Включаю зажигание. Поворачиваю ручку громкости радио до отказа. Выезжаю на шоссе… Как странно, я не испытываю облегчения… ни малейшего… Руки на руле сильно дрожат.
Под усыпанным звездами небом еду от океанской прохлады к раскаленному горнилу столицы. Тиски жары не разжимаются и по ночам, ветерок не удостаивает нас даже слабым дуновением. Я молча страдаю, я – сплошной ожог… Жестянка на колесах, служащая мне средством передвижения, ворчит, но везет куда надо…
Аи-ле-Роз… Мой дом с его горьким, едким одиночеством…
Там, на третьем этаже, плывут мерзкие ленты марихуаны. Мой сосед по площадке, растаман-одиночка, нашел короткий и рискованный путь к утраченному гвианскому изобилию. Мы с его бабушкой были большими друзьями, но и она, толстуха в необъятных ярких нарядах, тоже погибла при ужасных обстоятельствах.
Красный ангел бесповоротно разрушил мою жизнь, истребив тех, кого я любил.
Сегодня в голове у меня засело одно-единственное слово. Преследование. Раз уж я оказался в шкуре полицейского, воспользуюсь этим, чтобы преследовать их всех, гнаться по пятам, травить одного за другим. Прихлопнуть такого, будто комара, услышать, как треснет под моей подошвой его черепушка.
Железная дорога развернулась на полу моей спальни, дотянувшись до самого порога столовой. Миниатюрные паровозы и электровозы только и ждут осторожного прикосновения, чтобы покатить вагоны по рельсам. Перед тем как лечь, запускаю два поезда. Несмотря на оросившие мою жизнь багровые реки, остается один страх, которого я преодолеть не могу: я боюсь тишины… Снотворное начинает действовать, и я под скрежет шатунов медленно погружаюсь в сон. Передо мной в последний раз мелькает лицо Шартре с кровавым пузырем на губах…
Поздним утром меня вытаскивает из постели телефонный звонок. Из отпуска я, вообще-то, выхожу только завтра, но оставленное на автоответчике сообщение меняет расклад. Шеф просит пойти в какую-то церковь: священник обнаружил там, на скамеечке в исповедальне, мертвую женщину – голую, голова и лобок выбриты начисто. Я загораюсь, и огонь этот опасен.
Выключаю раскаленный блок питания, к которому подсоединена моя железнодорожная сеть, измученные ночной гонкой локомотивы через силу проползают последние метры – и в это самое мгновение человек… все человеческое во мне впадает в спячку. А пробуждается – полицейский.
Преследование.
Я снова травлю зверя…
Глава вторая
После несчастья с моими любимыми я ни разу не входил в храм, и стоило мне из полуденного пекла нырнуть в церковь Исси-ле-Мулино, как рана внутри, уже было затянувшаяся, снова открылась. Я, как наяву, увидел перед собой, в середине прохода между слишком жесткими скамьями с непреклонными спинками, два гроба – один такой маленький, что по церкви прокатилась волна приглушенных рыданий… Здесь даже каменные стены были пропитаны моим горем.
Кто-то на бегу поздоровался. Мой начальник, окружной полицейский комиссар Мартен Леклерк, спеша к выходу с орущим мобильником в руке, покосился на мои коротко остриженные волосы и прибавил:
– Дальше разбирайся сам! Прокурор Келли дает зеленый свет, можно забирать тело и делать вскрытие! Чуть позже поговорим, определимся.
Я кивнул и направился туда, где толпились люди и откуда доносились громкие голоса и щелчки фотоаппаратов. Прямо передо мной плакал, который век терпя муки, распятый Иисус. На пороге исповедальни, что расположена слева, виднелись армейские ботинки судмедэксперта.
Ко мне двинулся лейтенант Сиберски, вид у него, как всегда в неудачные дни, был серьезный.
– Привет, комиссар, – без улыбки проговорил он. – Первый день после отпуска мог бы начаться и повеселее…
Голос его звучал не слишком уверенно.
– Выкладывай!
– Значит, так. Дверь слева за алтарем была взломана гвоздодером, по словам священника – уже второй раз за последние три месяца, в первый обошлось без последствий. Отпечатков пальцев везде видимо-невидимо. Расследование вблизи места преступления начато, инспекторы сейчас опрашивают жителей соседних домов.
– Расскажи, что известно о жертве.
– Белая женщина лет пятидесяти. Никаких видимых повреждений или следов насилия. Щиколотки и сейчас еще связаны, но руки были свободны, и веревка валялась на полу, глаза залеплены клейкой лентой. Священник нашел тело сегодня в восемь тридцать пять утра в исповедальне, в отделении для кающихся. Жертва стояла на коленях, обритая голова покрыта… бабочками.