Я тут же связался с Ван де Вельдом, который как раз собирался вскрывать тело. Он пообещал перезвонить, как только сможет.
– Тебе сейчас будет давать показания священник. Прочитай ему эти слова, может, он поймет из них больше, чем мы… Если убийца хочет с нами поговорить… давай его выслушаем… – сказал я лейтенанту.
– Думаете, это религиозный фанатик? – спросил Сиберски. – Один из тех, кто думает, будто убивает во имя Господне?
– Пока рано об этом говорить. Но уже понятно, что мы беремся за долгое и мрачное дело.
Глава четвертая
В ходе расследования нередко встречаешься с кучей интересных людей. Ученые, психологи, компьютерные маньяки, хирурги…
Из всего этого богатого ассортимента серого вещества я особенно ценил Поля Лежандра, доктора богословия, профессора Парижского свободного факультета протестантской теологии. Вот уж поистине ходячая религиозная энциклопедия: стихи Библии ловит на лету, читает ее запросто, как газету. Мы с ним подружились, когда я расследовал одно грязное дело.
После нескольких безуспешных попыток дозвониться Лежандру я отправил ему с рабочего компьютера письмо с обнаруженным нами текстом. Возможно, эти строки позаимствованы из трудов какого-нибудь мистика или связаны с философским течением, имеющим отношение к религии. Тогда Поль точно сумеет определить, откуда они взяты.
Сиберски тем временем допросил священника, юнца двадцати четырех лет, который ничего внятного из текста выудить не смог. Начало не из лучших.
Откинувшись на спинку старого кожаного кресла, я разминал плечи и шею.
Через этот холодный серый кабинет прошли самые страшные уголовные дела, какие можно себе представить. Насилие, педофилия, пытки, убийства. Насущный хлеб ребят из уголовки, топливо их ночей, паразит, разрушающий их семьи. Но когда зацепиться в жизни больше не за что, здесь может показаться почти уютно.
После нескольких минут блужданий в путанице неясных мыслей рот у меня наполнился слюной. Ну вот, приехали – руки дрожат, лоб мокрый от пота. Все по новой…
Я вытащил коробочку с крохотными таблетками и через силу проглотил одну: я помнил, что проклятые пилюли сделали с моей женой. Это средство заставляло призраков в ее голове умолкнуть, но вместе с тем отгораживало ее от мира, приводило к медленному печальному отупению. Сегодня настал мой черед. Цена, которую надо заплатить за то, чтобы все наладилось… Я вздрогнул от звонка местного телефона.
Окружной комиссар Леклерк вызвал меня к себе. Даже на расстоянии чувствовалось, что он пылает гневом.
И тут же зазвонил мобильник – Усин Курбевуа, энтомолог, хотел рассказать про бабочек.
– Ты принес мне семь великолепных самцов бражника Acherontia atropos, которого чаще называют «сфинкс „мертвая голова“» – из-за довольно страшного рисунка на тораксе.
– Можно предположить, откуда они взялись?
– Эти ночные бабочки все реже и реже встречаются в наших лесах. Твои экземпляры явно выведены в питомнике.
– Ты уверен?
– Еще бы! Жизнь взрослой особи очень коротка, ее продолжительность – от семи до десяти дней, и поймать такое количество бабочек за такой короткий срок, пожалуй, никому не под силу, а все твои экземпляры одного возраста, им по четыре-пять дней. Откуда я это знаю? На стадии гусениц сфинксы создают запасы питательных веществ, позволяющие им во взрослом состоянии обходиться без еды, – так вот, измерив запасы питательных веществ в гемолимфе[4], я смог подсчитать, какое количество они уже израсходовали, и таким образом определить их возраст. Имей в виду, что следы меда я тоже нашел. Сфинксы до него очень охочи.
Таблетка меня уже заметно подстегнула.
– А эти белесые пятна на голове жертвы?
– Тут все дело в гормоне, который называют феромоном. Он находится в железе, расположенной на кончике брюшка у самок, и капельки в несколько тысячных долей грамма этого вещества достаточно, чтобы все самцы того же вида, сколько их есть на десять километров в округе, на нее слетелись. Настоящий магнит! Этим и объясняется, почему бабочки прилипли к голове жертвы.
– Понятно… А что, нет ли у этих сфинксов каких-то особых признаков, вызывающих ассоциации… религиозного толка… или, может быть, они представляют собой какой-то символ?
Перед тем как ответить, мой собеседник ненадолго задумался:
– У этого вида бражников всегда была очень плохая репутация – из-за черепа и из-за тревожного писка, который они издают, почувствовав себя в опасности. Считалось, что такая бабочка, порхая около двери или окна, притягивает дурной глаз… В некоторых легендах сфинксам приписывается роль посланцев умерших, ищущих способ обратиться к живым с последней просьбой. Но, разумеется, все это ни на чем не основано! Что же касается символики… Мне трудно ответить на твой вопрос конкретно: тут все довольно расплывчато, поскольку чешуекрылые благодаря своим последовательным превращениям, конечно же, порождают множество символов. Чаще всего – но тут, думаю, я ничего нового тебе не открою – говорят о воскрешении существа, выходящего на свет из хризалиды… Возможно, именно это твой преступник и имел в виду, поместив сфинксов в церкви. Воскресение, Иисус… Понимаешь?
4