Елизавета бросала на них свои презрительные взгляды. В бар вошло двое шумный и подвыпивших парней. Они, видимо, были постояльцами или просто друзьями персонала, так как переобнимали всех официанток и что-то весело им рассказывали. Все смеялись кроме Юли, стоящей немного в стороне. Потом Елизавета беспардонно тыкала пальцами в музыкантов и обсуждала их. Один из парней подошёл к двери и снял с неё вывеску. На ней был план сегодняшних мероприятий. Вся компания засмеялась над названием дуэта – «Грибра». Кивали и вертели головами, обильно жестикулировали. Казалось, они за минуту успели обсудить всё, а Юля так и стояла в стороне, будто ей поставили задачу привлечь к себе внимание, не шевелясь. Но парней привлекало пиво, которое им налила Елизавета, и, когда они сделали по глотку, Юля не выдержала. Миссия была провалена – она вышла из бара, и её походка была столь резкая и вызывающая, что Юлю наконец заметили. Жесты компании стали плавными, голос тише, все смотрели на одного из парней, который в кожанке, не смотря на холод. Потом его друг и вовсе столкнул его со стула, всеми возможными жестами указывая на выход. Парень в кожанке жадно отхлебнул и направился к двери.
– Ну что ж, – сказал безнадёжным тоном гитарист. – Надо звонить Лене.
Он смотрел в глаза трубачу, ища поддержки, а когда нашёл, тут же отвернулся, чтобы скрыть свои мысли и чувства.
– Ладно, пойду, позвоню ей, – сказал гитарист и тоже вышел на улицу.
Трубач подошёл к барной стойке, где его ждал чайник чая, хотя это трудно назвать чаем – один КД-шный пакетик на весь чайник. «Никто не любит музыкантов, – подумал трубач».
– Проблемы? – улыбаясь, спросила бармен. Женщина около сорока, изрядно накрашенная и не по возрасту одетая.
– Да не, просто заминка небольшая.
– Ну, будем надеяться. Лиза у нас серьёзная барышня. Она сказала, если вы хоть на пять минут задержитесь, сразу минус тыща.
– Да? А почему она этого нам не сказала сама?
– Не знаю.
– Не очень тут у вас любят музыкантов.
– А чего вас любить? Вы играть-то никто не умеете. Вон, видел здание слева от бара? Это музшкола. Там Лиза и училась, я тоже, кстати. Вам то, конечно, кажется, будто вы рок-звёзды, а по факту…
– Не, ничего нам не кажется. По крайней мере нам. Мы же здесь не от лица искусства, а так – сервис. Шума навести, чтобы посетители чувствовали себя как дома.
– Думаешь, у них дома так бывает?
– Нет, но надеюсь, они хотели бы устроить что-то подобное. Мне кажется, только поэтому и приходят в бары. Потому что дома так нельзя, а где-то надо.
– Что надо?
– Всё это.
– Не поняла.
– Да и не важно. Я сам прекрасно знаю, что мы не профессионалы. Играем и поём на троечку… Я бы сам с радостью пошёл в музшколу. Может и правда пойду, только трубы что-то нигде нет для взрослых. На саксофон, что ли, пойти.
– У нас есть труба. Но тебе, наверно, далековато будет до сюда.
– Как минимум. Да и, в конце концов, саксофон проще.
– Проще вообще не играть. Как я, например. Скрипка оказалась слишком коварна, и я решила, что разливать пиво по бокалам будет проще и выгоднее. Я здесь уже почти 20 лет работаю. Дольше всех, ну, кроме директора.
– А что, этому бару уже 20 лет?
– Как сказать, сначала это был просто шалман. Помню, первую кружку пива я своему преподу по фано налила. А потом дело в гору пошло, и директор, мужик адекватный, не стал продавать бизнес, правда, ему, наверно, не так выгодно это всё теперь, зато родное, своё.
– Он случайно тоже не музыкант?
– Нет, но у него есть друг, и он случайно трубач. Играет, правда, так себе.
– Ага, это вы ещё меня не слышали.
– А я специально прибухиваю перед каждым выступлением, и мне всё кажется хорошим. Вот, как раз через пять минут будет самое время начинать.
– Не поздновато? Мы скоро уже начнём.
– Никогда не поздно. Может, вы вообще не начнёте.
– Ага, сразу к стриптизу программа подвинется. Так даже лучше. Не понимаю, зачем мы, если есть целый стриптиз.
– Ой, да чего там смотреть?
– Ну, мало ли. Будь я похотливым школьником, обязательно попытался прокрасться именно на него.
– Не, время уже не то. Сейчас эти школьники в телефонах и планшетах кое-что покруче смотрят
– И слушают.
– Не, слушают они всякое дерьмо.
Гитарист вернулся и сразу подошёл к барной стойке. Его критический взгляд с болью изучил крохотный чайник, а затем он приоткрыл крышку и увидел КД-шный пакетик. «Днище, – подумал гитарист. – Днище». Он налил себе кружечку и, облокотившись на стойку, стал дуть на чайную гладь. Бармен и трубач всё это время изучающе смотрели на гитариста.