– В ходе допроса, которому вы его подвергли, Леонардо Ферреро, должно быть, утверждал, что вступить в контакт с журналистом Лукой Бранделли ему приказал ваш командир Гаэтано Комаи.
– Он много чего говорил.
– Да, под пытками люди много говорят. Они скажут и сделают все, лишь бы прекратить свои мучения.
– Вот я, например, подписал эти пустые листы. Кстати, что вы собираетесь с ними сделать?
– Но в вашем случае все, что сказал Ферреро, было чистой правдой, – не обращая внимания на его реплику, продолжал Дзен. – В этом нет никаких сомнений, потому что при встрече он то же самое заявил журналисту. Он сообщил Бранделли, будто его командир недавно узнал о существовании «Операции Медуза» и сильно встревожился, что она может представлять для демократии серьезную опасность. Поэтому он велел Ферреро сделать так, чтобы некоторые подробности просочились в прессу, это поможет, мол, вывести дело на свет.
– Абсурд! Комаи лично ввел меня в организацию. А я как руководитель ячейки привлек трех остальных. Они докладывали мне, а я – Комаи. Если у него возникли сомнения относительно «Медузы», зачем ему было все это устраивать?
Дзен кивнул.
– Это один интересный момент. Другой – сотообразная структура организации. Идея такой конструкции, разумеется, состоит в том, чтобы оградить организацию от разоблачения, если в каком-то звене будет нарушена секретность. Поскольку ячейка изолирована, ее члены в худшем случае могут выдать лишь то немногое, что знают. По той же причине, правда, им и знать дано всего ничего. Например, они не могут знать, существует ли организация на самом деле. – Он посветил фонарем в лицо Гуэррацци. – Вы ведь вступили в «Медузу» не раньше чем за три месяца до смерти лейтенанта Ферреро, не так ли?
– Откуда вы знаете?
– Потому что именно тогда полковник Комаи обнаружил, что у Ферреро был роман с его женой Клаудией. Точнее, она сама ему об этом рассказала.
– О чем вы говорите?
– Ферреро порвал с ней за несколько месяцев до того, выбрав самый жестокий способ – воздвиг между ними стену молчания. Трусливый способ, как она называет его в своем дневнике. Клаудии было очень трудно и опасно связываться со своим любовником по телефону, и в тех немногих случаях, когда она все-таки пыталась это сделать, он просто отказывался с ней говорить. Словом, он от нее устал и, безусловно, был обеспокоен тем, как скажется на его карьере разоблачение их романа. Так или иначе, он ее бросил.
– Все это…
– Вскоре после этого Клаудиа узнала, что беременна, и сообщила мужу как хорошую, так и плохую новости. Она наконец станет матерью, а он отцом – это явится новым началом для их брака, и в знак того, что впредь любовь и доверие будут его основой, она, мол, хочет признаться ему в одном старом грешке, просто чтобы между ними не осталось никаких тайн. Клаудиа отодвинула примерно на год назад время разрыва с нею Ферреро, чтобы у мужа не возникло никаких подозрений относительно собственного отцовства, и он, судя по всему, действительно долго таких подозрений не имел.
Гуэррацци находился в полубессознательном состоянии – и не только от боли.
– Цель сеньоры Комаи состояла в том, чтобы превентивно защитить себя от вероятной нескромности бывшего любовника, а еще больше в том, чтобы отомстить. Она хорошо знала, как амбициозен Ферреро, и хотела, чтобы он в своей военной карьере натолкнулся на такую же стену молчания, какой отгородился от нее. Это наказание должно было заставить его испытать такую же боль, какую он причинил ей. Однако у полковника Комаи возникла другая идея. Не сомневаюсь, что именно он назвал Леонардо Ферреро прекрасным кандидатом на членство в ячейке только что организованной «Медузы», в которой три человека уже имелись.
– Он упомянул его фамилию.
Дзен что-то довольно пробормотал себе под нос.
– Должен признать: это была гениальная идея. Глупый человек просто договорился бы с убийцей или даже сделал бы все сам. Но Комаи не знал, насколько широко известно о связи Ферреро с его женой. Если бы молодого лейтенанта просто нашли убитым в какой-нибудь парковой аллее, начались бы сплетни. Кроме того, наемный убийца мог его выдать, а группа, такая, как ваша, была повязана чувством общей ответственности и вины. Открыть правду означало предать своих товарищей по оружию, не говоря уж о тайном обществе патриотов, преследующих чрезвычайно высокие и важные цели.
– Все это блеф, Дзен! У вас нет никаких доказательств.
– Есть. Дневник Клаудии. Я прочел его сегодня утром. За исключением нескольких деталей он полностью подтвердил то, что я уже знал или о чем догадывался. Я бы мог принести дневник с собой, если бы был заинтересован в сборе улик. Но это дело никогда не дойдет до суда. Помимо прочего, все главные действующие лица уже мертвы. Полковник Комаи, кстати, почти наверняка убит собственной женой. Когда Ферреро «погиб в авиакатастрофе», Клаудиа поверила, что это был несчастный случай. Понадобилось еще пятнадцать лет, чтобы муж открыл ей наконец правду во время семейной ссоры. Вскоре после этого он упал, а скорее, был сброшен с лестницы и разбился насмерть. А его вдова покончила с собой в отеле в Лугано. – Он немного помолчал. – Остаетесь только вы, Гуэррацци.