— Не возражаешь, если я позвоню своему Главе клана, Берну, и попрошу его присоединиться к нам? — Спросил Мартин.
— Главе клана?
— Это лидер клана Мартина, папа. Его называют Глава клана. Это немецкое слово, — вмешалась Элизабет.
Пэт кивнул.
— Нет, конечно, не буду возражать. Наверняка это хорошая идея. Лучше сразу выложить карты на стол, чтобы не повторять потом информацию.
— Я тоже так подумал, — ответил Мартин, вытаскивая мобильник из кармана и поворачиваясь спиной к паре за столом.
Пока мужчина на мгновение отвлекся, Патон сосредоточился на своей дочери.
— С тобой все в порядке, Элизабет? — Прошептал он. — Они не держат тебя тут против воли?
Патон удивился выражению ее лица, такой радости, безмятежности и покоя он не видел у нее с детства.
— Нет, папа. Никто не держит меня против моей воли. Я в полном порядке. Более, чем в порядке. Я слушала у двери, когда Мартин говорил с тобой. Я знаю, он сказал тебе, что мы с ним спарились.
— Да, он сказал. — Патон продолжил тихим голосом: — Но я не знал, говорил ли он мне правду или даже что это на самом деле значит.
— Я знаю, я сама еще далеко не все поняла, чтобы четко объяснить тебе. По крайней мере пока. Берн должен будет решить…
— Какого черта ты имеешь в виду, что не можешь мне это объяснить? — Поинтересовался Патон, все еще пытаясь понизить голос.
Мартин подошел к столу, удерживая в одной руке три дымящиеся чашки кофе, а в другой — кофейник.
— Она имеет в виду, генерал Монтроуз, то, что некоторые аспекты образования пар у оборотней считаются священными и секретными. Вам также нужно знать, что не стоит шептать в присутствии оборотня. Уверяю вас, мой слух достаточно острый, что я спокойно могу услышать звук биения сердца у вас в груди.
Гребаное дерьмо, вот это генерал опростоволосился!
Пэт глубоко вздохнул и попытался подавить свое разочарование, в его положении не стоило злить медведя, вряд ли это приведет к чему-то хорошему.
— Приношу извинения. Я не хотел вас обидеть, — сухо сказал он.
Мартин рассмеялся без юмора.
— Тебе было все равно, обижусь ли я. Ты просто хотел убедиться, что с Лиз все в порядке. Я справлюсь с этим, — сказал Мартин, целуя Лиз в макушку. Он закончил наливать кофе и поставил кофейник в центр стола, подошел к холодильнику, чтобы взять бутылку взбитых сливок, и поставил ее рядом с Лиз.
— Сливки или сахар, генерал?
— Спасибо, черный без сахара.
— Я догадался. Берн и его пара должны быть здесь в скором времени, они живут всего в миле отсюда. К нам также присоединятся Джайлс Фредрикс и Ганс Грубер. Это еще двое высокопоставленных члена Клана, если не считать меня.
— Лиз упомянула, что Клан — это немецкое слово. У вас есть легкий акцент в некоторых словах, вы из Германии? — Спросил Патон.
Мартин улыбнулся.
— Нет, я родился здесь, в Америке, но мои родители родились в Германии и говорят по-немецки.
Любопытство Патона росло, как на дрожжах.
— Оттуда приехали все медвежьи кланы или только ваш Клан?
— Оборотни съезжаются со всего мира. Наш клан прибыл из Германии, только и всего, — ответил Мартин.
— И как долго ваш Клан проживает в Америке? — Спросил Патон.
Мартин поднял бровь и подумал, как ответить на вопрос.
— Мы можем проследить наши корни вплоть до первых поселенцев в американских колониях.
Прежде чем Пэт успел задать еще один вопрос, раздался стук в дверь, затем двери распахнулись и раздался громкий крик.
— Мартин, мы здесь, а Дженна принесла медовые пирожные!
— Мы на кухне, — крикнул в ответ Мартин.
Патон мог видеть через барную стойку нескольких входивших. Гигантский мужчина ростом около семи футов с всклокоченными светлыми волосами и бородой. Его рука обвивала плечи высокой статной женщины, ее светлые волосы были стянуты во французскую косу, а карие глаза сияли. Она несла поднос с восхитительно выглядящей выпечкой.
Генерал Монтроуз всегда был джентльменом, поэтому быстро встал, принял у женщины поднос, поставил его на стол и повернулся, чтобы протянуть руку.
— Патон Монтроуз, мэм.
— Дженна Рейнс, — ответила она, пожимая ему руку, у ее спутника в этот момент вырвалось тихое рычание. Она толкнула его локтем в бок. — Это моя пара, Берн Хелмс. Будь хорошим мальчиком, или никакого меда, дорогой, — пробормотала она тихонько Берну.