— Как бы реагировал твой отец на подобную информацию, Робби? — спросил Райан.
— Его первоначальная реакция была бы такой же, как и моя, — сбросить на них ядерную бомбу. Затем он вспомнит, что происходит на настоящей войне, и немного успокоится. Джек, нам нужно наказать их.
Райан кивнул.
— О'кей, но если мы прекратим торговые отношения с КНР, первыми пострадают несчастные работяги на их фабриках, разве не так?
— Это верно, Джек, но кто держит их в заложниках, хорошие парни или плохие парни? Кто-нибудь обязательно повторит твои слова, и если опасение причинить вред простому народу лишает нас возможности предпринять какие-нибудь действия, ты только контролируешь ситуацию, при которой они никогда не будут жить лучше. Таким образом, ты не можешь позволить себе ограничивать из-за этого свои действия, — заключил «Томкэт», — или ты сам станешь заложником.
Затем зазвонил телефон. Райан встал, недовольный тем, что его прервали.
— На проводе Государственный секретарь Адлер, господин президент. Он говорит, это очень важно.
Джек наклонился через стол и нажал на мигающую клавишу.
— Слушаю тебя, Скотт.
— Я получил донесение. В нем нет ничего неожиданного, и люди обычно говорят во время секретного совещания совсем не так, как за пределами кабинета, понимаешь.
— Приятно слышать это, Скотт, а если они будут совещаться о том, чтобы отправить несколько тысяч евреев поездом на экскурсию в Освенцим, это тоже будет смешным, а?
— Джек, я еврей, не забывай этого.
Райан глубоко вздохнул и нажал на соседнюю клавишу.
— О'кей, Скотт, я переключил тебя на громкую связь. Говори, — приказал президент Соединённых Штатов.
— Так эти ублюдки говорят между собой. Да, они высокомерны, но мы уже знаем это. Послушай, Джек, если бы правительства других стран знали, как и о чём мы разговариваем внутри Белого дома, у нас было бы намного меньше союзников и куда больше войн. Иногда разведывательная информация бывает слишком хорошей.
«Скотт действительно отличный Государственный секретарь, — подумал Райан. — Его работа заключается в том, чтобы искать простые и безопасные методы решения проблем, и он стремится к этому напряжённо и страстно».
— О'кей, твои предложения?
— Я поручу Карлу Хитчу обратиться к ним с нотой. Мы потребуем немедленного извинения за это трагическое происшествие и за разгон демонстрации.
— А если они скажут, чтобы мы засунули эту ноту себе в задницу?
— Тогда мы отзовём Ратледжа и Хитча для консультаций и дадим китайским правителям возможность подумать.
— Нота, Скотт?
— Да, господин президент.
— Напиши её на листе асбеста и подпиши кровью, — холодно сказал Джек.
— Хорошо, сэр, — согласился Государственный секретарь, и связь прервалась.
В Москве было намного позже, когда Павел Ефремов и Олег Провалов вошли в кабинет директора Службы внешней разведки.
— Извините, что не мог принять вас раньше, — сказал Сергей Головко. — У нас возникло много проблем — отношения с китайцами, а теперь эта стрельба в Пекине. — Он относился к происшествию как любой другой человек в мире.
— Тогда у вас сейчас возникнет ещё одна проблема с китайцами, товарищ директор.
— Да?
Ефремов передал ему расшифрованное донесение Суворова/Конева. Головко взял лист бумаги, поблагодарил майора со свойственной ему вежливостью, опустился в кресло и начал читать. Меньше чем через пять секунд его глаза расширились от удивления.
— Но это невозможно, — прошептал он.
— Может быть, но трудно найти другое объяснение.
— Значит, это я был целью покушения?
— Создаётся такое впечатление, — ответил Провалов.
— Но почему?
— Это нам неизвестно, — сказал Ефремов, — и вряд ли это знает кто-нибудь в Москве. Если приказ был отдан через сотрудника китайской разведывательной службы, значит, он исходил из Пекина, и человек, передавший этот приказ, тоже не знает, чем он вызван. Более того, операция была подготовлена таким образом, что китайцы могут отвергнуть своё участие в ней, поскольку мы не можем даже доказать, что этот человек служит в разведке, а не является внештатным помощником, или, как говорят американцы, «стрингером». Более того, этот человек был опознан американцем, — закончил офицер ФСБ.
Головко посмотрел на гостей.
— Как это произошло, черт побери?
— Сотрудника китайской разведывательной службы вряд ли обеспокоило бы присутствие американца, тогда как в любом русском он мог бы заподозрить сотрудника российской контрразведки, — объяснил Провалов. — Майк Райли был в Москве и предложил нам свою помощь. А теперь у меня возник вопрос.
— Что сказать этому американцу? — Головко понял, о чём хотел спросить его капитан милиции.
Капитан кивнул.
— Да, товарищ директор. Он много знает о расследовании убийства, потому что я посвятил его в подробности расследования, и он дал мне несколько полезных советов. Райли опытный полицейский следователь и далеко не дурак. Когда он спросит меня о ходе расследования, что я должен сказать ему?
Первоначальная реакция Головко была такой же предсказуемой, как и автоматической.
Ничего. Но он удержался. Если Провалов не скажет ему ничего, то американец сразу поймёт, что это ложь. С другой стороны, в интересах ли Головко — или России — сообщать Америке, что его жизнь в опасности? Этот вопрос был непростым и запутанным. Пока Головко раздумывал над ним, он решил пригласить в кабинет своего личного телохранителя. Он нажал на кнопку.
— Да, товарищ директор, — сказал майор Шелепин, появившись в дверях.
— У нас есть кое-что новое, вызывающее определённое беспокойство, Анатолий Иванович, — сказал Головко и протянул ему расшифрованное донесение. После первого предложения Шелепин побледнел.
В Америке это началось с профсоюзов. Эти объединения рабочего класса, утратившие влияние за последние годы, были, в определённом смысле, самыми консервативными организациями в стране. Это объяснялось простой причиной. Потеряв часть влияния, они теперь стремились сохранить ту власть, которая у них ещё осталась. С этой целью они противились всяческим переменам, которые угрожали малейшим правам самых незаметных членов профсоюзов.
Они всегда ненавидели Китай, потому что китайские рабочие получали за один день меньше, чем зарабатывали за утренний перерыв на кофе члены американского профсоюза рабочих автомобильных заводов. Это склоняло игровое поле в пользу азиатов, с чем никак не могла примириться АФТ-КПП (Американская федерация труда — Конгресс производственных профсоюзов).
К счастью, правительство приняло решение, что боссы этих низкооплачиваемых рабочих не соблюдают прав человека. Теперь бороться с ними стало проще.
Одним из достоинств американских профсоюзов является их хорошая организация, и поэтому каждый член Конгресса начал получать телефонные звонки. Большинство звонков принимали помощники конгрессменов, но руководители профсоюзов из тех штатов или округов, которые избирали своих представителей в Конгресс, обычно находили способ обойти помощников и секретарей, и люди говорили с самими конгрессменами, независимо от того, какую позицию занимали выборные представители народа. Профсоюзные деятели обращали их внимание на варварские действия этого безбожного государства, которому также, между прочим, наплевать на американских рабочих. Вдобавок оно, из-за своего несправедливого отношения к проблемам труда, лишает американцев рабочих мест и выбрасывает их на улицу. В каждом телефонном разговоре упоминалось пассивное сальдо Америки, что заставило бы членов Конгресса задуматься, а не является ли это хорошо организованной телефонной кампанией (которой она являлась), если бы они потрудились сравнить записи телефонных разговоров друг с другом (об этом они не подумали).
Во второй половине дня начались демонстрации, и хотя они были такими же стихийными, как в Китайской Народной Республике, их подробно освещали местные и национальные средства массовой информации, потому что туда можно было послать команды с телевизионными камерами, да и сами репортёры тоже принадлежали к профсоюзам.
Вслед за телефонными звонками и одновременно с телевизионным освещением демонстраций хлынул поток писем, как по обычной, так и по электронной почте. Все они подсчитывались и регистрировались.