- Срок годности еще не истек, – удовлетворенно отметил мосадовец. – Надеюсь, ты ничего не имеешь против кошерной пищи?
- У себя дома я только её и ем, – буркнул Хеллборн. – Столовую комнату секретной службы несколько лет назад захватила еврейско-голландская мафия. Они называют это “здоровым питанием”. Так привык, что даже в ресторанах заказываю себе исключительно говядину или рыбу. Никаких поросят или кальмаров, меня тошнит от одного их вида.
- Кто бы сомневался, – пробормотал себе под нос Заполянский, но тогда Джеймс не придал значения его словам. Вместо этого он осторожно выглянул в окно. За окном был другой город – Порт-Сальвадор, что в штате Баия. Чтобы добраться до места, ехать пришлось остаток дня и всю ночь. Остается надеяться, что ФБР, то есть ППП, уже не та, что была при старом режиме, и союзникам удалось замести следы. Другой город, он хранил отпечаток прошлого, в отличие от построенной на пустом месте Бразилиа-сити. Кусочек иберийской Европы в Южной Америке. Церкви и другие постройки еще императорских, если не колониальных времен...
- Ты так мне и не ответил — почему ты не обратился к своим агентам? – напомнил о себе Бруно.
- Я не уверен в своем статусе, – промямлил Хеллборн, оторвавшись от окна.
- Ты что, в бегах?! – удивился израильтянин. – Что ты натворил?!
- Поссорился с президентом, – небрежно признался Джеймс и плюхнулся в ближайшее кресло. – Shit happens. Бывает.
- Бывает, – согласился Заполянский, приземляясь в кресло напротив. – Ладно, можешь оставаться здесь, сколько захочешь. Это надежное место. Здесь тебя никто не найдет. Я сам узнал о существовании этой квартиры несколько часов назад.
- ???!!!
- В моем сейфе лежит пачка запечатанных конвертов с ключами и адресами, – пояснил Бруно. – Я выбрал наугад один из них — и вот мы здесь.
- Понятно, – кивнул Хеллборн. – Стандартный протокол, у нас аналогичная система. Что как-то раз не спасло меня от дурацкого прокола в Харбине...
Бруно молча показал ему потертый портсигар серебристого цвета — надо полагать, с таким же глушителем “жучков” и постановщиком помех, каким Хеллборн воспользовался в столичном отеле “Амбассадор”. Альбионец только пожал плечами — остается надеяться, что прибор работает.
- Так что ты там говорил – сворачиваете богадельню? – вспомнил Джеймс. – А не рановато ли? Ты знаешь, что происходит на Огненной Земле?
- Про Огненную Землю ты должен говорить с нашим аргентинским резидентом, но он сейчас недоступен, – начал с конца Заполянский. – Нет, не рановато. Апсаки уже не те, и больше не апсаки. Им надоело строить свой нелепый католический коммунизм, и они вернулись в свое обычное состояние – “самба, мамба, сиеста, фиеста, карнавал”. Та же Огненная Земля – это всего лишь... – Бруно замялся. – Забыл, как это по-латински. Посмертные судороги, короче.
- Spasmus postmortem, – наобум предположил Джеймс.
- Точно, spasmus postmortem, – щелкнул пальцами Бруно. – Они все равно что сдохли. Кстати, если я правильно понял, вчера сдох еще один, – ухмыльнулся мосадовец.
- Зря ты так, – укоризненно заметил Хеллборн. – Лео Магрудер был не самым плохим из них.
- Не самым плохим? – прищурился собеседник. – Что-то я тебя не узнаю, Джеймс. Каких-нибудь десять лет назад ты был готов рвать их на куски.
- И даже три года назад, – уточнил Хеллборн. – С тех пор многое изменилось. Новые враги, новые проблемы... Кстати, о новых врагах.
- Новые? Я бы так не сказал, – возразил Бруно. – Ты как будто проспал три последних года.
- Я был слишком занят в Бангладеше и его окрестностях, – напомнил Хеллборн.
- Как будто они и там не засветились, – заметил Заполянский.
- На вторых, если не на третьих ролях, – пожал плечами Джеймс. – Мы не думали, что дело зайдет так далеко.
- Мы тоже, – неохотно признался Бруно. – Они... Они как будто сошли с ума в одночасье. Казалось, еще вчера в Москве сидела Маша Спиридонова и ее наследники. Пока спиридоновцы были у власти, у нас были неплохие отношения с Россией. Сотрудничество в годы войны – само собой, какие-то экономические проекты после нее... Как ты сотню раз говорил, “не бывает дружественных разведок” – сталкивались там и здесь, но серьезных конфликтов не было, так, “мушкетерские поединки”. И вдруг... Знаешь, я никогда не питал иллюзий на счет коммунистов. Я видел, во что превратились апсаки или, например, красные лаоситы. Но я думал, что хоть у “сфинксов” есть какие-то принципы...
- Они больше не “сфинксы”, – напомнил Хеллборн.
- Да, но такого падения нравов я от них не ожидал. Коммунисты заключают тайный договор с нацистами, поставляют им оружие и боеприпасы, договариваются о разделе третьих стран... – Заполянский выглядел расстерянным – и был таковым.
- Продолжай, – насторожился Джеймс.
- Мы славно потрепали сирийцев три года назад...
- Да, я помню, я там был, – скромно пробормотал Хеллборн.
- ...но они восстановили свою мощь в два счета. Новенькие танки и самолеты, прямиком с уральских и петроградских заводов. А все почему? Потому что Иерусалим – православный город, и иудеи владеют им незаконно! – Бруно развел руками. – Какое дело коммунистам до православности Иерусалима?!
“Надо будет при случае задать этот вопрос православному коммунисту Суздальскому”.
- Разумеется, президент Антун Сааде с ними полностью солидарен, – продолжал мосадовец. – Иерусалим – православный город! Единственное, о чем Москва и Дамаск пока не договорились — православный великосирийский или православный великорусский. Да-да, ты не ослышался. Иерусалим основали древние русские племена. Пять или шесть тысяч лет назад. Я своими глазами видел этот учебник истории. Мне его один русский военный советник в Дамаске подарил, несколько месяцев назад.
- Он знал, кто ты такой на самом деле? – поинтересовался Джеймс.
- Странный вопрос — нет, конечно. Я играл роль нейтрального бразильского журналиста, – усмехнулся Бруно. – Этот парень очень сокрушался, когда узнал, что я приехал из Пиндорамы. Его крайне огорчал тот факт, что бразильцы сменили режим, отреклись от своих корней, потеряли духовные скрепы...
- Чего потеряли? – не понял Хеллборн.
- Духовные скрепы, – повторил Заполянский. – Spiritual buckles. Не спрашивай меня, что это такое. Знаешь, мне всегда казалось, что я неплохо знаю русский язык, но, похоже, у них там недавно какая-то реформа случилась — и я перестал что-либо понимать. Вот, например. Когда я его спросил, что русские военные советники делают в Сирии, знаешь, что он мне ответил?! “Сирия – это духовная матка мира, земля, по которой ходил Иисус. И если мятежники выйдут к алавитским анклавам, мир покатится по глиссаде, которую хотели бы видеть в Вашингтоне, а на землю прольется черная сперма фашизма”.
В комнате воцарилось неловкое молчание.
- Вот это самое, что ты только что сказал, – осторожно уточнил Хеллборн, – что это было вообще?!
- Дословная цитата, – сообщил Бруно. – Я записывал наш разговор на диктофон, потом сотню раз прослушал и выучил наизусть. Слово в слово, до последней буквы.
- Но зачем?!
- Пытаюсь понять, что он имел в виду. Ты ведь сам говорил – “нельзя победить врага, которого не понимаешь!”
- Плохо дело, – пробормотал Джеймс. – Я вообще ни хрена не понял!
- Я тоже. Одно утешает — они нас вообще не понимают, поэтому преимущество пока на нашей стороне, – утешил его Заполянский. – Дьвол, когда я возвращался из Дамаска, меня просто всего трясло...
- Ты просто ненавидишь все русское, – заметил Хеллборн.
- Происхождение обязывает, – ухмыльнулся Бруно. – Я наполовину поляк, наполовину еврей, а значит – русофоб в квадрате. Еще и сионист, агент Моссада... русофоб в четвертой степени.
- Между прочим, – спохватился Хеллборн, – как звали этого русского парня в Дамаске?
“Если это был Суздальский...”
- Я так старался выучить этот нелепый монолог, что забыл его имя. – смутился Бруно. – Такая простая русская фамилия... То ли Пахомов, то ли Паханов... что-то в этом роде. Совсем молодой парень, двадцать с небольшим...
“Нет, не Суздальский”, – со странным облегчением подумал Джеймс. Хотя, казалось бы, какое ему дело до гипотетического визита Суздальского в Дамаск?!