“Кроме моей собственной Секретной службы, конечно, ха-ха-ха!”
- Вы больше не директор Секретной службы, – с виноватым выражением лица сообщил Макхолланд.
“Черт побери, Дик Спенсер все-таки меня уволил. Плевать, я был к этому готов. Это еще не конец”.
- Но вы по-прежнему военнослужащий, офицер Военно-Морского Флота, – продолжал Очкарик. – Поэтому ваше дело окончательно передали нам.
“Что значит “окончательно передали нам”? А где оно было раньше?” — не понял Хеллборн, но решил пока не уточнять и не торопить события.
- Почему вам? Почему УКРФ? Почему не в отдел кадров? Гросс-адмирал Хиггинс будет очень недовольна, если узнает, что вы отобрали у нее такую жирную добычу. Ага! – торжествующе воскликнул Джеймс, когда Макхолланд заметно поежился. – Вы тоже знаете эту страшную женщину! Она отправит вас служить в такое место, где вы будете мечтать о расстрельной команде на рассвете...
- У нас есть сорок восемь часов, – торопливо перебил его Очкарик.
- А что потом? – заинтересовался Хеллборн.
- Ну... у нас есть несколько идей. Поэтому мы и собрались здесь, чтобы обсудить их с вами, – сказал Макхолланд.
- Например?
- Например, вы отказались выполнить прямой приказ президента, вашего верховного главнокомандующего, – начал Макхолланд.
- Не было никакого приказа, – лениво зевнул Джеймс. – У меня два десятка свидетелей, и пусть только попробуют солгать под присягой. Были какие-то невнятные туманные намеки, которые я не обязан понимать. Ни один трибунал не посмеет осудить меня. Вот увидите, я еще буду жаловаться в сенатскую комиссию по этике и Совет национальной безопасности. Что-нибудь еще?
- Вы дезертировали с боевого поста, самовольно оставили Новый Альбион и отправились в недружественную страну...
- Что за чушь? – презрительно фыркнул Хеллборн. – Я имел полное право оставить в своем кабинете заместителя и самостоятельно отправиться на операцию. Проверьте протоколы Секретной службы, я не нарушил ни единого пункта.
- Неудивительно, ведь это вы их составляли, – с кислой миной на лице заметил Макхолланд. – Серьезный прокол в общей системе безопасности. Мы уже подготовили рекомендации для нового директора, он должен изменить этот параграф.
- Между прочим, а кто у нас новый директор? – поинтересовался бывший директор.
- Это сейчас неважно, узнаете в свое время.
- И все-таки?
- Вы не станете возражать, если вопросы буду задавать я? – насупился Макхолланд.
- Ну вот, опять! Еще одна фраза из моего блокнота! – воскликнул Хеллборн. – И этот человек настаивал на серьезном разговоре... Между прочим, кто из вас хороший полицейский, а кто плохой?
- Здесь нет хороших парней, мистер Хеллборн, – неожиданно отозвался “Боксер” Преториус.
- Что значит “нет”?! — возмутился Хеллборн. — Ведь это отличная схема — “добрый и злой полицейский”, работает веками! Зачем ломать то, что работает? Но что я слышу?! — спохватился Джеймс. — Мальчик, оказывается, ты умеешь разговаривать?! Однако теперь я понимаю, почему ты так долго молчал. Я должен был сразу догадаться. Твоя фамилия, а теперь еще и этот противный белголландский акцент... И откуда вы все понаехали на нашу голову?! Разве за это мы, настоящие альбионцы, боролись и сражались?! Ладно, можешь расслабиться, сынок. Теперь ты один из нас. Союзная декларация гарантирует твои права. Помни, что ты молод, силен, и унижение не продлится вечно.
- Я не понаехал, – возразил Преториус. – Я родился в Новом Альбионе.
- В самом деле? – поджал губы Хеллборн. – Какой хитрый план. Это ты отлично придумал. Автоматическое гражданство по месту рождения. Как тебе это удалось? Сколько тебе лет, сынок?
- Двадцать один.
- Надо же, а выглядишь гораздо старше, – заметил Джеймс.
- Я родился в концлагере для белголландских экспатов, – добавил Преториус, – куда альбионские власти посадили мою мать. Она была зоологом, приехала в Новый Альбион, чтобы изучать титанисов и саблезубых кошек. Мы оставались там до конца войны — и даже несколько лет после войны, когда из лагеря убрали охрану, и он получил статус обычного городского поселения. В первые годы жизни меня окружали одни сплошные белголландцы, поэтому я так и не избавился от акцента.
- Понимаю. Все-то ты видел, везде побывал, – покачал головой Хеллборн. – А где в это время был твой папочка?
- Он погиб на войне, – спокойно сказал Боксер. – В самом начале.
- По другую линию фронта? – уточнил Джеймс. – Надеюсь, это не я его убил? То есть мне как-то все равно, но тебе может быть неприятно. Это повлияет на твою объективность и все такое. Скорей всего, уже повлияло...
В глубине души Хеллборн понимал, что этот паренек заслуживает только сочувствия, но уже не мог остановиться. “Это мерзкое жжение в носу, когда тебя подозревают и допрашивают свои”.
- Мой отец был альбионцем, – добавил Преториус. – Только моя мать была белголландкой.
- Хм, то есть ты только наполовину утконос, – констатировал Хеллборн.
- Расистские шуточки вам не к лицу, адмирал, – рыжий лейтенант был само хладнокровие.
- Расистские? Кто здесь расист? Я – расист?! – возмутился Джеймс. – Да как вы могли такое подумать, у меня лучшие друзья — утконосы... то есть белголландцы.
- Я понимаю, вы просто пытаетесь вывести меня из себя, – вежливо улыбнулся Преториус, – но у вас ничего не выйдет.
- О! Что я вижу? Хладнокровный профессионал, – в свою очередь улыбнулся Хеллборн. – Далеко пойдешь, сынок. Если только тебя раньше не убьют.
- Зря стараетесь, адмирал, – вздохнул Боксер. – Старый, пошлый приемчик. Я вас насквозь вижу.
- Штампы, штампы, штампы, – простонал Джеймс. – Нет, это не я — это вы пытаетесь меня разозлить. И это у вас ничего не выйдет.
- Посмотрим, – равнодушно пожал плечами младший агент.
- Преториус, Преториус... – задумчиво пробормотал Хеллборн. – Нет, никогда не встречал. Где служил твой отец?
- Преториус – фамилия моей матери, – пояснил Боксер. – Они с отцом не успели официально оформить отношения.
- Как романтично, – умилился вице-адмирал.
- Альбионское правительство так и не признало мою мать вдовой погибшего солдата. Мне повезло чуть больше — меня признали его сыном, и я смог поступить в военную академию. Фамилия моего отца – Соренсен, — все тем же спокойным голосом произнес Боксер. — Суб-коммандер Роберт Соренсен, старший офицер связи с монитора “Королева Матильда”.
“Вот дерьмо. Очередной покойник передает привет с того света”.
“Черт побери, как тесен мир. И не только этот мир. Какова вероятность того, что меня будет допрашивать сын погибшего фронтового товарища? – Джеймс Хеллборн расстроился в лучших чувствах. – Какова статистическая вероятность? Должно быть, очень высока — мой жизненный путь очень плотно усеян трупами друзей, врагов и нейтралов...”
- Значит, это все-таки личное, – печально констатировал Хеллборн. – Полагаю, что наш утконосый друг винит меня в гибели своего отца. Теперь он дорвался до власти и решил страшно отомстить. Считаю своим долгом заявить официальный протест и требую сменить следователя. Между прочим! – спохватился Джеймс. – А где мой адвокат?! Где мой телефонный звонок?! Где мой обед или хотя бы завтрак, черт бы вас побрал?!!!
- Достаточно, – недовольно вмешался коммандер Макхолланд. – Прекратите паясничать, мистер Хеллборн. Вам не положен телефонный звонок — вы солдат, а не гражданский. Вам не положен адвокат, пока не положен — потому что вы не арестованы, только задержаны. Завтрак... Мистер Преториус, проверьте, пожалуйста, что там с обещанным обедом. Я и сам проголодался.
Боксер молча кивнул и скрылся за дверью.
- Зря вы его отослали. Я вижу в том углу кофейный аппарат и... – начал было Хеллборн.
- Эти приборы не работают, я уже проверял. Лейтенант Преториус временно покинул помещение, – добавил Макхолланд. повернувшись к диктофону.
- Хм. А вы имеете право продолжать разговор в его отсутствие? – усомнился Джеймс Хеллборн.
- Конечно. Это ведь всего лишь беседа, а не формальный допрос. Я не буду касаться по-настоящему важных вопросов, диктофон по-прежнему работает, так что все в порядке, – успокоил его Очкарик.