Всю зиму малышка кричала, а он не мог посмотреть ей в лицо, потому что ее мать выбрала ее, а не его.
Теперь он должен был все исправить.
Петр хмуро посмотрел на рукоять топора.
— Я поеду в Москву, когда реки замерзнут, — сказал он в тишине.
В комнате раздались вопли. Вася, что спала с высокой температурой, напоенная горячим вином с медом, запищала и выглянула из-за печи.
— В Москву, отец? — спросил Коля. — Снова?
Петр сжал губы. Он уехал в Москву жестокой зимой после смерти Марины. Иван Иванович, единокровный брат Марины, был великим князем, и Петр пытался восстановить связь с ним ради семьи. Но он не взял себе новую жену.
— В этот раз ты хочешь жениться, — сказал Саша.
Петр кивнул, ощущая вес взглядов семьи. В провинции хватало женщин, но московские дамы были со связями и деньгами. Иван не будет все время помогать мужу умершей сестры. И ради дочки ему нужна была новая жена.
«Но… Марина, я так глуп. Я не справлюсь».
— Саша и Коля, вы поедете со мной, — сказал Петр.
Радость озарила лица сыновей.
— В Москву? — спросил Коля.
— На путь уйдет две недели, если все пойдет хорошо, — сказал Петр. — Вы потребуетесь мне в пути. И вы еще не были при дворе. Великий князь должен знать ваши лица.
На кухне воцарился хаос, мальчики радостно вопили. Вася и Алеша тоже хотели поехать. Ольга просила привезти ей камни и наряды. Старшие мальчики возражали, спорили и рассуждали весь вечер.
После середины зимы снега было втрое больше, он выпал большим слоем, а после последнего снегопада все замерзло, и дыхание людей застревало в носах, а слабые существа умирали ночью. Это означало, что дороги для саней открыты, дороги эти шли по рекам, укрытым снегом, гладким, как стекло, искрящимся под грязными следами, что пропадут с теплом. Мальчики смотрели на небо, ощущали мороз, расхаживали по дому, натирали обувь и точили копья.
И вот день настал. Петр и его сыновья встали затемно, а с рассветом вышли во двор. Люди уже собрались. От рассвета их лица раскраснелись, их звери топали и выдыхали клубы пара. Мужчина седлал Бурана, буйного монгольского коня Петра, он держался до белых костяшек за уздечку. Петр шлепнул ждущего коня, уклонился от зубов и забрался в седло. Его благодарный слуга отошел, тяжело дыша.
Петр следил за непредсказуемым жеребцом и за хаосом вокруг себя.
Двор у конюшни был полон тел, зверей, саней. Шкуры лежали между ящиками воска и свечей. Бочки меда и медовухи тесно прижимались к сверткам сухой провизии. Коля управлял погрузкой последних саней, его нос был красным от утреннего холода. У него были черные глаза матери, служанки хихикали, когда он проходил.
Корзинка упала со стуком в сухой снег почти под ногами запряженной в сани лошади. Зверь дергался в стороны. Коля отпрянул, Петр бросился вперед, но Саша опередил его. Он слез со своей лошади, как кот, а потом схватил коня за уздечку, заговорил ему на ухо. Конь замер, опешив. Петр смотрел, как Саша указывал куда-то и что-то говорил. Люди поспешили забрать поводья коня и корзинку, что спугнула его. Саша сказал что-то с улыбкой, и они рассмеялись. Юноша вернулся на лошадь. Он сидел лучше брата, любил лошадей и меч нес с грацией. Прирожденный воин, лидер. Петру повезло с сыновьями.
Ольга выбежала из кухни, Вася — за ней. Расшитые сарафаны девочек выделялись на фоне снега. Ольга держала в руках фартук, полный темных буханок, только из печи. Коля и Саша подошли к ним. Вася потянула второго брата за плащ, пока он ел буханку.
— Почему я не могу поехать с тобой, Сашка? — сказала она. — Я буду готовить ужин. Дуня мне показывала, как. Я могу ехать с тобой на лошади, я же маленькая, — она впилась в его плащ ладошками.
— Не в этом году, лягушонок, — сказал Саша. — Ты еще слишком мала, — при виде печали в ее глазах он опустился перед ней на колени в снегу и вложил в ее ладонь остатки хлеба. — Ешь и расти, сестренка, — сказал он, — чтобы подходить для пути. Бог тебя хранит, — он погладил ее голову, а потом запрыгнул на спину своей коричневой Мыши.
— Сашка! — крикнула Вася, но он умчался, отдавая быстрые приказы мужчинам, грузящим последние сани.
Ольга потянула сестру за руку.
— Идем, Васечка, — сказала она, когда девочка заупрямилась. Они подбежали к Петру. Последняя буханка остывала в руке Ольги.
— Безопасного пути, отец, — сказала Ольга.
«Моя Ольга совсем как мать, — подумал Петр, — ведь у нее лицо матери. Но… Марина была как сокол в клетке. Ольга мягче. Я найду ей хорошего мужа», — он улыбнулся дочерям.