ОЛЕСЯ (совершенно ошарашенная). То есть как? А носки?
РЕШИТЕЛЬНЫЙ. Ну конечно, носки! Вы думаете, мальчики в шестом классе сами в состоянии свои носки постирать? Вам, конечно, самой стирать не придется, но обойти их перед сном… напомнить…
ГОЛОС ИЗ ЗАЛА. Меня возьмите! У меня высшее педагогическое образование!
ПОСТАНОВЩИК (выходя на сцену). Друзья мои, ну это уже полное лимпопо! Был дом свиданий, сейчас бюро занятости… Давайте, я думаю, вообще упраздним театр как таковой и устроим тут действительно молитвенные собрания! Для тех, кому за тридцать! С последующим трудоустройством в лицеи и интернаты Москвы!
Е.С. И дома престарелых, голубчик.
ПОСТАНОВЩИК. А что? Во-первых, новая форма, во-вторых, конкретная польза! (Увлекаясь.) И что самое ценное — для сидящих в зале это будет гораздо интереснее, чем любая пьеса. Вы же любите читать поздравления в газетах? Лично я обожаю. «Дорогой зять, твои тесть и теща поздравляют тебя от всей души и желают не пить, не болеть, нашу девочку жалеть». Я даже думал одно время сделать по ним спектакль, ей-богу. Толстый усатый тесть, толстая румяная теща, борщ… Два часа все делятся пережитым, обсуждают политические новости, просматривают телевизионные программы, обмениваются адресами и телефонами… рецептами домашних заготовок — без них ведь так трудно прожить в наши, еб твою мать, трудные времена! После чего все встают совершенно довольные и хором исполняют (поет):
Аллилуйя, Бог нас любит! Он грядет к нам, ему слава! Аллилуйя, Бог нас любит! Он грядет к нам, ему слава!Свет гаснет. Взблескивает молния.
За сценой удар грома.
ГРОМКИЙ БАС. Заколебали!
Е.С. Господи, Господи…
ПОСТАНОВЩИК (с истерическим смехом). Господи, ты здесь?!
Зажигается свет.
АРКАДИЙ (выходя на сцену с огромным листом жести, посредством которого в театре производится гроза). Здесь я, здесь! (Вверх, к осветителю.) Спасибо, Михалыч. Закругляемся, товарищи. Время позднее. Поболтали, пообщались, сблизились с народом — пора и честь знать.
За сценой шум дождя.
ЕЛЕНА. Дощщь пошел…
РЕШИТЕЛЬНЫЙ. Отчего-то я очень не люблю дожжя.
ОЛЕСЯ. Знаете… не надо отчаиваться! Не надо! Мне все время кажется, что где-то там, где-то там… есть другие люди! У них прекрасная, осмысленная жизнь, красивые лица, благородные жесты…
ПАША. Оп, тиридарипупия!
ДОКТОР. Что-то холодно. Осень, что ли, наступила?
ДРУГ ЕЛЕНЫ. А в Африке, должно быть, очень жарко. Да! Где-нибудь обязательно жарко.
ОЛЕСЯ. Честное слово! Какая-то другая жизнь! Мне кажется, это будет так: вот мы выйдем вдруг из всего этого, как корабль выплывает из тумана, и все опять будет так, как нужно…
Е.С. Опять?
ОЛЕСЯ. Нет, конечно, вы правы… Будет так, как никогда еще не было! И случится это как-то сразу… в одну ночь… Новая земля, новое небо…
В зале храп.
На сцене пауза.
АРКАДИЙ. Разбудить?
ПОСТАНОВЩИК. Ни в коем случае! Устал человек… Зачем же будить? Споем лучше колыбельную. Пошли, господа.
Все действующие лица, включая подсадку в зале и телеведущего, выходят на авансцену. Идеальным был бы вариант, при котором на сцену поднимается как можно больше народу. Если в зале останется один храпящий, авторы почтут свою цель достигнутой.
Исполнение колыбельной сопровождается зажиганием свечей, размахиванием зажигалками, какой-нибудь праздничной игрой света, рождественским снегопадом или иной театральной условностью, первой за весь вечер. Создается ощущение полного праздника, чуть ли не детского утренника, и оркестровка колыбельной должна быть самая торжественная. По замыслу автора, это блюз, с большими саксофонными соло, с громким, но мягким звуком, причем каждый главный герой поет по куплету. Здесь театру предоставляется возможность устроить апофеоз театральности, которая так беззастенчиво попиралась на протяжении всей пьесы.
В качестве колыбельной автор советовал бы использовать американскую песенку Кивеса и Шварца «Dona, dona» в записи группы Михаила Фейгина или «Колыбельную» Михаила Щербакова 1982 года с его первого альбома:
Спит Гавана, спят Афины, Спят осенние цветы, В черном море спят дельфины, В белом море спят киты. И подбитая собака Улеглась под сонный куст, И собаке снятся знаки зодиака, Сладковатые на вкус. Тарарам-па, гаснет рампа, Гаснет лампа у ворот. День уходит, ночь приходит, Все проходит, все пройдет. Путь не длинный, не короткий, Посвист плетки, запах водки, Кратковременный ночлег. Скрипы сосен корабельных, Всхлипы песен колыбельных, Дальний берег, прошлый век. И висит туман горячий На незрячих фонарях, И поет певец бродячий О далеких островах. О мазуриках фартовых, О бухарской чайхане, И о грузчиках портовых, И немного — обо мне, И о том, что кто-то бродит, Ищет счастья — не найдет, И о том, что все проходит, Все проходит, все пройдет. Век прошел — у нас все то же, Ночь прошла, прошел прохожий, Путник дальше захромал, Смолк певец, ушла собака… Только знаки зодиака Да дождинок бахрома.